Ее дочь переехала жить в США и открыла там ресторан японской кухни, где они подают блюда, многие из которых годами укрепляли здоровье ее семьи. Знакомы ли они на Окинаве с болезнью Альцгеймера? Да, однако она здесь встречается редко и, как сказала дочь Мазу, «только у самых старых жителей».
Мазу не могла этого знать, однако у нее было немало общего с одним молодым хирургом, который служил во время Второй мировой войны на американском эсминце, курсирующем по прибрежным водам Японии. Доктор Элсворт Уарехам был родом из провинции Канады под названием Альберта. Он поступил в медицинскую школу калифорнийского города Лома-Линда, находящегося всего в часе езды к востоку от Лос-Анджелеса. Когда события Перл-Харбора перевернули мир с ног на голову, он оказался на корабле, держащем свой курс в сторону Окинавы. Его питание в этот период времени очень сильно походило на то, что готовили на обед в семье Мазу. Когда война подошла к концу, он продолжил свое обучение кардиоторакальной хирургии и в итоге стал руководителем отделения кардиоторакальной хирургии в своем прежнем Университете Лома-Линда.
Я вам рассказываю все это не просто так. Подобно тому, как особенный образ жизни населения острова Окинава наделил их здоровьем и долголетием, отличающими их от жителей других регионов Японии, существовало нечто, что выделяло Элсворта среди всех остальных хирургов. Он обладал удивительной энергичностью, которой его коллеги могли только позавидовать. Они все повыходили на пенсию, а он продолжал свою деятельность. Шестьдесят пять лет были для него просто очередным числом, отмеряющим количество прожитого времени. В свои семьдесят, семьдесят пять и даже восемьдесят лет он продолжал ежедневно надевать резиновые перчатки и белый халат перед тем, как отправиться в операционную, точно так же, как он делал это на протяжении всей своей жизни.
Он понимал, что так не может продолжаться бесконечно. Так он решил, что девяносто пять – это тот возраст, после достижения которого он прекратит свою практику и уйдет на покой. Когда этот день наступил, он именно так и сделал. Коллеги всячески пытались уговорить его остаться – они нуждались в его опыте, твердой руке и умной голове за операционным столом и даже предлагали оплачивать взносы за страховку от судебного преследования из-за медицинской ошибки в случае, если он продолжит работу – однако он твердо решил, что его время истекло. Он отложил в сторону скальпель и взял в руки грабли. В настоящее время его можно найти за работой среди кустов и деревьев на его участке площадью в один гектар. Его рост 183 сантиметра, вес – 78 килограммов, и он чувствует себя просто великолепно. «Меня не беспокоит ни больная голова, ни боли в суставах. Я даже не припомню, когда последний раз болел простудой или гриппом».
Как же он питается? Когда он был маленьким, семья Элсворта разводила домашний скот для получения мяса, молока и кур – для свежих яиц. Будущему доктору мало нравилось то, свидетелем чего ему приходилось становиться ежедневно.
«Присматривая за животными, я понял, в каких негигиеничных условиях добывается коровье молоко. Куры тоже не отличались чистотой и опрятностью, так что яиц я старался избегать. Они попадали мне в тарелку чрезвычайно редко. Точно так же я был равнодушен и к мясу, и к молочным продуктам». Когда он переехал в Лома-Линда, то его рацион питания перешел на следующий уровень. «Я осознал, что вообще не испытываю никакой потребности в продуктах животного происхождения. Я понял, что без них мне гораздо лучше. Так я и принял окончательное решение. Вот уже четыре десятилетия, как я не съел ни кусочка животной пищи».
Возможно, что где-нибудь в другом месте такой выбор и показался бы окружающим странным. Но не здесь. Лома-Линда стал прибежищем для многих адвентистов седьмого дня, религия которых уделяет особое внимание не только чистоте разума, но и плоти. Табак, алкоголь и даже кофеин вызывают у них порицание, а поедание мяса также не одобряется. Так что полным отказом от продуктов животного происхождения здесь вряд ли можно было кого-нибудь удивить.
Плавая вокруг берегов Окинавы, он наверняка бы с восторгом разделил обед с семьей Мазу, его собственная еда была не намного изысканнее излюбленных ею сладкого картофеля и овощей. Хлопья из цельных злаков со свежими фруктами и соевым молоком на завтрак; жареная фасоль, кукурузные початки и соевый йогурт на обед и ужин; миндаль и арахис в качестве закуски. Элсворт наслаждался своим рационом питания, ровно как и своими здоровьем и долголетием, которые он ему подарил. Ему пришла на ум однажды прочитанная в «Уол Стрит Джорнал» статья, в которой говорилось, что тяга ко вкусу любого продукта, кроме материнского молока, является приобретенной. «Говоря другими словами, ваши вкусы приспосабливаются к вашему рациону питания. Если постоянно есть жирную и соленую пищу, то вам все время будет ее хотеться. Однажды отказавшись от таких продуктов, вы найдете удовольствие и в простой здоровой еде».
Уроки долгожителей
Окинава и Лома-Линда оказались местами, в которых люди отличаются исключительным здоровьем – включая здоровье их мозга – вплоть до глубокой старости. В 2005 году эти удивительные географические «голубые зоны» были описаны Дэном Бюттнером в журнале «Нэйшнл Джеографик». К другим «голубым зонам» с невероятно высокой средней продолжительностью жизни относятся Сардиния в Италии, Икария в Греции и Никоя Пенисулла в Коста-Рике.
Во всех этих регионах рацион питания местных жителей имеет одну общую особенность: они уделяют особое внимание продуктам растительного происхождения. Имеются в виду сладкий картофель, рис и овощи в Окинаве; овощи, фасоль и фрукты в Лома-Линде; хлеб с отрубями, стручковая фасоль и орехи на Сардинии; кукуруза и фасоль в Коста-Рике; оливки, хлеб, зелень и фасоль в Икарии.
Город Фарго в Северной Дакоте, в котором я вырос, к «голубым зонам» не имеет никакого отношения. Летом здесь все утопает в зелени, зимой все заметает снегом, и всегда можно ощутить запах фабрики по переработке сахарной свеклы, если ветер дует в нужном направлении. Мой дедушка по папиной линии был типичным фермером-скотоводом Среднего Запада. Тем же самым занимались и мой прадедушка, и все его предки на протяжении многих предыдущих поколений. Все, что передвигалось на четырех лапах, запросто могло закончить свою жизнь на обеденном столе.
То, что на двух лапах, тоже. Дикие гуси и утки летали над болотами Северной Дакоты, и каждую осень мой отец брал меня и моих братьев с собой на охоту. Мы потрошили их вонючие тушки на бетонном полу подвала нашего дома, и вряд ли бы с нашими кулинарными пристрастиями мы когда-нибудь прошли отбор для участия в самом заурядном кулинарном шоу. Мы слишком пренебрежительно относились к природной пользе овощей и фруктов.
Мой и без того богатый мясной пищей рацион питания превращался в настоящую катастрофу во время летней подработки, которая проходила у фритюрницы местного «Макдоналдса». К концу рабочей смены на моей униформе скапливалось, пожалуй, больше жира, чем Мазу съела за всю свою жизнь.
Наши предпочтения в еде принесли моей семье мало хорошего. Как я уже упоминал об этом в первой главе, обе мои бабушки и оба моих дедушки страдали от серьезной деменции. Последние годы их жизни мне даже и не хочется вспоминать. Так в чем же разница между далеким японским островом Окинава и городом Фарго в американской глубинке? Или, раз уж на то пошло, между Иллинойсом, Айовой или Кентукки, с одной стороны, и Лома-Линде или греческой Икарией – с другой? Неужели все дело просто в различных кулинарных предпочтениях? Безусловно, рационы питания в этих местах отличаются кардинально. Но вы, вероятно, спрашиваете себя, а не стоит ли все приписанные здоровой пище, которой наслаждается население «голубых зон», заслуги отдать свежему воздуху или хорошей наследственности?