– Знаю, – шепнул Аваале. – Он ждет, чтобы она заснула. А когда она уснет…
– Не знаю, чего он ждет, – сказал я. Его колебания в час нужды глубоко меня обеспокоили. Он никогда прежде не колебался: ни в Гишубе, ни в кухне на Харрингтон Лейн, когда занес над головой мясницкий нож. Монстролог всегда повиновался нуждам своего ремесла. Джейкоб Торранс мог носить девиз Общества на пальце, но Пеллинор Уортроп выгравировал его на своем сердце. Он был, как окрестил его Фадиль, Михосом, львом, стражем горизонта. Что его остановило? Цеплялся он за что-то – или что-то отпустил?
– Не понимаю я этого человека, которому ты служишь, – сказал Аваале. – Он словно и наслаждается смертью, и страшится ее. Гонится за ней, как бешеный пес, а потом бежит от нее, как испуганный кролик. Зачем такой человек охотится на монстров?
Он плюхнулся наземь у пасти расщелины, поставив винтовку вертикально между колен, и откинул голову на камень.
– Я устал, walaalo, – вздохнул он.
– Можешь поспать, если хочешь, – сказал я. – Я буду бодрствовать.
– Ага, но ты забываешь о моем обете. Это я должен за тобой присматривать.
– Мне не надо, чтоб ты за мной присматривал.
– Не перед тобой мне рано или поздно держать ответ, walaalo, – мягко ответил он.
Я опустился на землю лицом к Аваале, так, чтобы продолжать видеть доктора краем глаза. Он не шевелился; мать и дитя тоже. Может, доктор и вправду ошибся, подумал я. Не насчет матери, а насчет ребенка. Как могла мать быть заражена, а ребенок – нет? Лучше сразу положить конец их страданиям. Впрочем, ни одному из своих компаньонов я этой возможности не озвучил. Я сидел, и думал, и ждал, покуда ночь сгущалась вокруг меня, а мои спутники погружались в сон. Я следил, как тяжелеют веки женщины, как ее голова падает на грудь – и вздергивается в борьбе с изнеможением. Я был начеку. Я мог бы не спать тысячу ночей – так туго было спружинено Чудовище внутри меня, «я» и «не-я», то, что шептало, и то, что боролось – как борется и в вас – чтобы вырваться на волю.
И пока Михос спал, Офоис поднялся.
Там были вздох ветра, и треск расколотых костей земли, и холодная сталь пистолета, и спящая женщина. Там был младенец, прижатый к ее обнаженной груди, и подошвы окровавленных, истерзанных камнями ног, и ее темя, склонившееся ко мне, как бы предлагая себя в мишени. Я поднял пистолет и наставил его в упор на ее голову.
Мир не круглый. Горизонт – вершина бездны; стоит перейти его – и назад дороги нет.
Когда я начал жать на спусковой крючок, мой взгляд упал на младенца. Тот посмотрел на меня в ответ. Он проснулся и сосал материнскую грудь. Мое сердце в панике заколотилось о ребра, я выронил пистолет и выдернул ребенка из смертельных объятий.
С громким криком женщина вскочила и бросилась вперед, но я уже успел выбежать из расселины и бросился вверх по тропе. Путь мне ничего не освещало, и я недалеко успел забраться, прежде чем споткнулся о камень и полетел лицом вниз, в последнюю секунду перевернувшись, чтобы защитить ребенка. Ее смутная тень, застыв, парила надо мной долгое, кошмарное мгновение, и в этот жуткий застывший миг прогремел выстрел, и мать рухнула мертвой к ногам вора, укравшего все, что было дорого ее сердцу. Я поднял глаза, ожидая увидеть доктора или Аваале, но не увидел ни того, ни другого; а увидел улыбающееся лицо того, кто заварил всю эту кашу, того, из-за кого я очутился в этой обители крови, камней и теней с вопящим младенцем на руках, лицо Джона Кернса.
Часть тридцать девятая. «Как оно выглядит?»
Рассмеявшись, он спрыгнул со своего насеста. Увидев Аваале и Уортропа, бегущих к нам с фонарем, Кернс тут же бросил винтовку и поднял руки вверх.
– Не стреляйте, я безоружен! – крикнул он с обычным своим львиным мурлыканьем в голосе. – Ну и ну! – заметил Кернс, смерив взглядом Аваале. – Экий ты рослый африканец!
– Держи его на мушке, Аваале, – велел мой наставник. – Если он шевельнется, убей.
Он опустился на колени перед жертвой. Пуля вошла ей точно в затылок.
– Ты не ранен? – беспокойно спросил меня Уортроп. Я покачал головой. Он быстро осмотрел младенца и затем вынул его у меня из рук.
– И снова я спас вам жизнь, мастер Уилл Генри! – поддразнил Кернс. – Не то чтобы я вел счет. Уортроп, я думал, вы умерли – или свихнулись, или и то и другое – так что я наполовину прав – или неправ. Тут дело, как обычно, только в том, как на это посмотреть. Этот ваш черный великан намерен пристрелить меня за то, что я спас жизнь вашему ассистенту?
– Кто этот человек? – требовательно спросил Аваале.
– Джон Кернс, это имя сойдет. Или можешь звать меня моим африканским именем – Хасиис. А ты Аваале, что, полагаю, значит «удачливый».
Аваале кивнул:
– И я знаю, что значит твое имя, Хасиис Джон Кернс.
– Замечательно. А теперь, когда мы все представлены друг другу надлежащим образом, предлагаю погасить этот фонарь и найти укрытие как можно быстрее. Они слетаются на свет как мотыльки на огонь; вы должны это знать, Пеллинор.
Доктор знал. Он велел мне подобрать брошенную винтовку и приказал Кернсу шагать вперед, с идущим вплотную Аваале, обратно в наше маленькое убежище. Мы с Уортропом двинулись следом, ребенок у него на руках крутился и хныкал. Маленькое личико было в потеках грязи и слез, а на губах младенца блестело молоко его мертвой матери. Когда мы добрались до расщелины, монстролог потушил лампу.
– Мне все равно тебя видно, – предостерег англичанина Аваале.
– Правда? Тогда у тебя зрение как у кошки – или как у такого вот гнилушки.
– Где ваши друзья, Кернс? – требовательно спросил доктор.
– Какие друзья? А, вы про русских. Мертвы. Кроме Сидорова. Он, возможно, не умер… пока что. Зрение не как у кошки, но жизней столько же!
– Так это вы Сидорову предложили магнификум.
– Магнификум? Ну, полагаю, я предложил доставить Сидорова к гнездовьям – но с самой тварью он и его дружок царь должны были разбираться без меня.
– И? – тихо рявкнул Уортроп. – Он его нашел?
– Ну да – или оно его нашло.
Доктор зашипел сквозь зубы. Его обогнали на пути к награде, и кто – худший из возможных конкурентов, опозоренный и изгнанный из Общества монстролог, шарлатан от науки, что присвоил бы себе всю славу первого, кто воочию узрел Отца Чудовищ.
Кернс понял реакцию доктора и сказал:
– Полно, не злитесь на меня, Пеллинор. Я же, в конце концов, послал вам гнездовище.
– Зачем вы мне его прислали, Кернс? Разве оно не нужно было вам, чтобы убедить Сидорова, что вы говорите правду?
– Ах, эта правда, – презрительно протянул Кернс.
– Вы знали, что я отправлюсь искать вас.
– Ну, у меня мелькала мысль, что с вас станется. Так вот, о Сидорове. Он был не слишком рад, когда я сообщил ему, что отправил гнездовище вам на хранение. «Только не ему, – сказал он. – Не Уортропу», – русский акцент в исполнении Кернса был безупречен. – А я сказал: «Ох, да Уортроп – нормальный парень, отличный мужик для ученого и хренова моралиста».
