Многие из тех, кто сидел на церковных скамьях и читал газеты, знали Розу Паркс лично и согласились участвовать в бойкоте ради дружбы с ней. Другие не знали Паркс, но чувствовали, как сплачивается общество в борьбе за нее. Нехорошо, если в понедельник их увидят в автобусе. «Возьмите такси, – гласила листовка, которую распространяли в церквях, – попросите довезти знакомых или пройдитесь пешком». Стало известно, что организаторы бойкота убедили – или заставили силой – чернокожих водителей такси возить в понедельник негров за десять центов – столько же, сколько стоит проезд на автобусе. Слабые связи всех объединили. Вы могли выбрать один из двух вариантов: либо за бойкот, либо против.
Утром в понедельник, в день бойкота, Кинг проснулся еще до восхода солнца и приготовил себе кофе. Его жена Коретта сидела у окна и ждала, когда проедет первый автобус. Завидев фары, она радостно вскрикнула: обычно автобусы линии Саут-Джексон были забиты служанками, ехавшими на работу, но этот шел пустой. В следующем тоже не оказалось пассажиров. И в том, который проехал после него. Кинг сел в машину и принялся колесить по городу, проверяя другие маршруты. За час он насчитал всего восемь черных пассажиров. Неделю назад их были бы сотни.
«Я ликовал, – писал он позже. – Свершилось чудо… Я видел мужчин, которые ехали на работу на мулах. По улицам Монтгомери катились повозки, запряженные лошадьми… На автобусных остановках собирались люди – смотрели, что происходит. Поначалу они стояли тихо, но к середине дня начали встречать каждый пустой автобус радостными криками, смеяться и шутить. Шумная молодежь скандировала: “Пассажиров нет!”»
[265]
Во второй половине дня в зале суда на Черч-стрит Роза Паркс была признана виновной в нарушении законов о сегрегации. Более пяти сотен негров столпились в коридорах и перед зданием суда в ожидании приговора. Бойкот и импровизированный митинг у здания суда стали наиболее значимым политическим актом чернокожих за всю историю Монтгомери, причем оба произошли за каких-то пять дней. Все началось с близких друзей Паркс, позже утверждали Кинг и другие участники, но набрало силу благодаря чувству долга – социальным привычкам, диктуемым слабыми связями. Общество было вынуждено сплотиться из страха потерять друзей.
Многие участвовали бы в бойкоте и без такого стимула. Кинг, таксисты и приходы могли бы сделать тот же самый выбор без влияния сильных и слабых связей. Но десятки тысяч людей со всех концов города не решили бы отказаться от автобусов без толчка со стороны социальных привычек. «Сонное и тихое негритянское сообщество окончательно проснулось», – позже писал Кинг.
Эти социальные привычки, однако, сами по себе не обладали достаточной силой, чтобы растянуть однодневный бойкот на целый год. В течение нескольких недель Кинг не будет скрывать ни беспокойств, что решимость народа слабеет, ни сомнений в «способности негритянского сообщества продолжать борьбу»
[266].
А потом эти опасения исчезнут. Подобно тысячам других лидеров движения, Кинг переложит руководство борьбой на плечи своих последователей. Каким образом? Отчасти – привив им новые привычки. Он активирует третью часть формулы движения, и бойкот превратится в саморегулирующуюся силу.
III
Летом 1979 года молодой белый студент семинарии, которому на момент ареста Розы Паркс был двадцать один год и который только и думал о том, как прокормить свою растущую семью, повесил на стене своего дома в Техасе карту и обвел все крупные города от Сиэтла до Майами
[267].
У Рика Уоррена, баптистского пастора, была беременная жена и менее двух тысяч долларов в банке. Он мечтал основать новый приход для людей, которые еще не ходили в церковь, но понятия не имел, где его расположить. «Я решил, что поеду в такое место, куда не захотели бы поехать мои друзья по семинарии», – сказал он мне. Все лето он провел в библиотеках, изучая данные переписи населения, телефонные справочники, газетные статьи и карты. Его жена была на девятом месяце беременности, поэтому каждые несколько часов Уоррен бегал звонить домой – хотел убедиться, что роды еще не начались, – а затем возвращался к стопкам книг.
Однажды Уоррен наткнулся на описание места под названием Сэддлбэк-Вэлли, в округе Ориндж, штат Калифорния. В книге говорилось, что это самый динамичный регион в самом динамичном округе одного из самых динамичных штатов в Америке. В этом районе уже было несколько церквей, но они не могли вместить быстро растущее население. Уоррен связался с религиозными лидерами Южной Калифорнии, которые сказали ему, что многие местные жители считают себя христианами, однако служб не посещают. «В пыльном, тускло освещенном подвале университетской библиотеки я услышал глас Божий: “Вот где ты заложишь церковь!” – позже писал Уоррен. – С этого момента вопрос о том, куда ехать, был решен»
[268].
Уоррен задумал основать приход для неверующих еще пять лет назад, когда, будучи миссионером в Японии, нашел старый христианский журнал со статьей под названием «Чем опасен этот человек?». Речь шла о Дональде Макгавране – известном миссиологе, инициаторе строительства церквей в странах, где большая часть населения не приняла христианства. Согласно философии Макгаврана, миссионерам следует перенять тактику других успешных движений – в том числе кампании по борьбе за гражданские права – и апеллировать к социальным привычкам людей. «Конечной целью должна быть христианизация всего материала, то есть населения, или отдельных его частей, достаточно больших, чтобы не разрушить социальную жизнь каждого отдельного человека», – писал Макгавран в одной из своих книг. Только тот евангелист, который помогает людям «стать последователями Христа в рамках привычных для них социальных отношений, имеет шанс освободить массы»
[269].
