К 928 г. Зияриды, военачальники, стали независимыми правителями на землях к юго-востоку от Каспия и постепенно начали присоединять Аджамский Ирак. Среди его воинов из Дайлама — маленькой, но труднопроходимой прикаспийской гористой местности — были три брата из рода Буидов (по-арабски Бувайийун), которые дослужились до высоких постов и вскоре с помощью отрядов дайламитов добились независимости как от Зияридов, так и от халифов. К 934 году они контролировали большую часть Западного Ирана, хотя, подобно Хамданидам, зависели от расположения к себе воинов — профессиональных солдат, дайламитов, а позже и тюрков. Буйиды тоже были шиитами, как и большинство дайламитов (когда-то их обратили в свою веру шииты, использовавшие их горы как базу). Буйиды склонялись к двунаде-сятничеству, хотя не только к нему; они сделали религиозные праздники шиитов официальными.
Поднявшись не в качестве назначенных халифом наместников (как, скажем, Тахириды или Тулуниды), а как наемные военные, которые заполняли политический вакуум, они почти не были связаны с правительством халифа. Тем не менее, подобно Хамданидам, они не пытались заменить халифов другими верховными фигурами: они просто свели к минимуму их власть и авторитет на всех территориях, которые смогли захватить. Однако административную систему халифа они пытались сохранить, пусть и в упрощенной форме.
Египет, отобранный у Тулунидов в 906 году, оставался во власти халифата на протяжении всего правления аль-Муктадира, но в 937 г. наместник — военачальник, унаследовавший от государства за Амударьей титул «Ихтищид», — оказался достаточно сильным, чтобы избежать своего смещения. Он добился независимости, контролируя большую часть Сирии (и вначале сдерживал натиск византийцев успешнее, чем позже Сайфаддавла). Его потомки являлись фиктивными правителями под мощной протекцией Кафура, прежде негритянского раба-евнуха; только после его смерти Фатимиды из Махдийи смогли реализовать свою давнюю мечту и захватить Египет.
Сторонники всеобщей абсолютной монархии не смогли выстроить жизнеспособную структуру власти, позволив, чтобы высочайший престиж халифата со временем размылся. Не сумели предложить стабильного общественного строя и улемы — ни в сотрудничестве с государством при аль-Мамуне и аль-Мутасиме, ни независимо от него — пользуясь автономным положением, полученным ими впоследствии. Размылся не просто престиж халифата, а авторитет всей монархической традиции, начавшейся задолго до ислама. Все наследие ирано-семитского абсолютизма оказалось под вопросом; его не поддерживали толком и в то же время ничем не заменили
[182].
В 945 г. один из Буидов, военных, чьи братья уже контролировали западноиранское нагорье севернее Ирака, захватил Багдад. Несмотря на свою принадлежность к шиитам, в Багдаде военачальник буид (Муиззаддавла) принял титул амир аль-умара, главнокомандующего, и признал теоретическое положение халифов Аббасидов, за которыми сохранялся двор и значительный локальный авторитет. Но на деле Ирак стал теперь просто одной из провинций, где властвовала новая династия Буйидов. Государство халифата прекратило свое существование как независимая империя.
Книга III Становление интернациональной цивилизации
Все истины — только тени, за исключением последней и окончательной истины; и все же каждая истина верна по-своему. Она становится сутью в своем месте, но в другом — остается лишь тенью…
Айзек Пеннингтон
Пролог к книге III
Ислам в Средние века
После 945 г. классический мир Аббасидов с его могущественным халифатом и арабоязычной культурой постепенно изменился так сильно, что мы вынуждены выделить его в отдельную эпоху Мир аль-Мансура, Харуна ар-Рашида, аль-Мамуна, все еще отчетливо узнаваемый в период правления аль-Муктадира (908–932 гг.), пять или шесть поколений спустя исчез без следа. Багдад постепенно стал провинциальным городом, и само название «халифат» в итоге исчезло. В течение пяти веков после 945 г. сообщество халифата уступило место постоянно растущему интернациональному в лингвистическом и культурном смысле обществу, руководимому многочисленными не зависящими друг от друга правителями. Это общество не объединяли ни единый политический порядок, ни единый язык или культура. И все же оно сознательно и последовательно оставалось единым историческим целым. В свое время это интернациональное исламское сообщество было наиболее распространенным и влиятельным на планете. (Мы будем называть период приблизительно до 1250 г. ранним Средневековьем, а период с 1250 и до 1500 гг. — поздним.)
Если и существовал доныне единый образ исламской культуры, то образ этот относится как раз к периоду Средних веков — после того как на территории между Нилом и Амударьей стерлись доисламские традиции (а вместе с этим стало явным меньшинством христианское население), но до того как контекст Ойкумены (в отношении которого формировалась исламская культура) стал разрушаться из-за фундаментальной социальной трансформации одного из регионов Евразии — Запада. В узком смысле это подразумевает период между серединой X в. (падением классического халифата, когда сформировалась данная культура) и концом XV в., когда представители Запада открыли новые океаны и в мире стало угадываться новое географическое соотношение сил. Период высокого халифата, как правило, рассматривают сквозь призму образа, сформированного в Средние века; нормативными считаются те элементы его культуры, которые признали таковыми более поздние авторы. Более того, проблемы, которые мы считаем характерными для исламской культуры в целом — проблемы политической легализации, творчества, трансцендентности и имманентности в религиозном понимании социальной роли естественных наук и философии, — в полной мере возникают только в Средние века.
Подобный подход к исламской культуре правомерен лишь отчасти. До конца периода высокого халифата она все еще находилась в процессе формирования; все больше людей обращались в мусульманство, а ирано-семитские традиции видоизменялись в некую новую форму, которая только после 945 г. стала готова к распространению на огромные территории полушария. А к XVI в., еще задолго до первых проблесков будущей западной трансформации, новые тенденции в исламе достигли точки (как минимум в трех главных империях, образованных в то время), где проблемы начала Средневековья стали утрачивать свое первостепенное значение, причем еще до наступления совершенно новой ситуации на планете, просуществовавшей вплоть до XVIII в. Средневековье образует цельный период, характеризовавшийся расцветом ислама. Но необходимо признать, что период раннего Средневековья вплоть до середины XIII в. сильно отличался по своим историческим условиям от позднего — периода, наступившего после того, как монголы в результате своих завоеваний ввели новые политические ресурсы, и упадок процветавшей дотоле китайской экономики привел к ухудшению ситуации с торговлей в аридной зоне. То, что покажется столь необычным в XVI в., началось как раз в период позднего Средневековья.
