Правители и купцы Египта во времена Древних Греции и Рима значительно преумножили свои богатства благодаря торговле между Индией (и всем побережьем Южных морей) и Средиземноморьем — по одному из двух лучших путей, проходившему почти через все моря: через Аравийское море, затем Красное и по небольшому проливу (иногда превращаемому в канал) — к Нилу и Средиземному морю. Индия и острова Южной и Юго-Восточной Азии поставляли разнообразные предметы роскоши — специи, духи, дорогие ткани, стальные изделия и т. д., — находившие рынок сбыта в Сирии, Анатолии, на Руси, в Греции и других средиземноморских областях; им платили тонким стеклом, тканями и другими ремесленными изделиями либо необработанным сырьем из далеких северных и южных земель (меха и золото). Большая часть торговых путей проходила через Александрию, и посредники-египтяне получали хороший навар. Но всегда существовали не менее привлекательные иные пути. С III века, когда возникла Сасанидская империя, египетский торговый путь утратил былое значение: все больше купцов пользовались главным конкурентным (и более удобным) маршрутом — по Персидскому заливу и рекам Тигр и Евфрат, по территории Сасанидов, а оттуда по суше через Сирию — к Средиземноморью. С крахом Аббасидов и снижением покупательской способности самого Багдада, а также с появлением на территории Плодородного полумесяца мелких государств, зачастую воюющих друг с другом, торговый путь по Евфрату стал менее привлекательным, по сравнению с дорогой вдоль плодородной дельты Нила.
Египтяне под руководством череды независимых правителей воспользовались ситуацией, чтобы заманивать все больше торговцев назад в Красное море и египетские порты. Эта политика достигла наивысшего развития в период правления династии Фатимидов, которая, для пущего удобства привилегированных сословий Египта, сумела сохранить свою власть во многих отдаленных, но важных для торговли провинциях. Шииты-исмаилиты, восставшие в 909 году в Северной Африке и посадившие своего имама вместо правителя из династии Агла-бидов на территории современного Туниса, расширили влияние в Западном Средиземноморье, дойдя до самого Марокко. В 969 г., после серии неудачных попыток, они аннексировали Египет с помощью нескольких сторонников-шиитов и многочисленных недовольных из числа местного населения, а также войска берберов из Магриба. В Египте они по-прежнему делали главный упор на военный флот. Рядом со старой столицей, Фустатом, они построили новый город — Каир, обещавший затмить Багдад, и правили там как халифы. Но Каир был не только стратегическим центром, а еще и оживленным речным портом, в который заходили многочисленные курсировавшие по Нилу суда. Он быстро стал перевалочным пунктом между Средиземноморьем и Южными морями. Первый правивший в Каире халиф, аль-Муизз, многое сделал для развития своей новой столицы
[183].
В соответствии с исмаилитской идеей привести ислам к победе во всем мире на флот возлагались большие надежды: его планировали использовать при взятии Константинополя и империи христиан. Между тем он был полезен в целях преумножения богатства египтян. Уже Ибн-Киллис (ум. в 991 г.), визирь аль-Муизза, прилагал значительные усилия для стимулирования торговли. У Фатимидов были серьезные религиозные причины для контроля Мекки и Медины, откуда их халифат можно было пропагандировать по всему мусульманскому миру. Этому не противоречила и необходимость осуществлять политический контроль побережья Красного моря к югу до Йемена, чтобы тамошние посредники не слишком активно мешали торговле. Флот Фатимидов контролировал и Красное море, и морские пути в восточной части Средиземного. Власть Фатимидов признавали на территории от Сицилии, которой те даровали статус полунезависимого эмирата, до Синда, где обосновалась сеть исмаилитских дай (проповедников). Хотя позиции исмаилитов в Иране и Ираке были очень сильны, удача Фатимидам там не улыбнулась; до самого конца степень влияния династии за пределами Египта определялась дальностью походов ее флота.
Тем не менее преданность исмаилитов помогла сформировать как внутреннюю, так и внешнюю политику государства. К моменту завоевания Фатимидами Египта в их практической программе почти не осталось ничего революционного. Но они активизировали радикальные призывы к подпольному движению исмаилитов, которое по-прежнему было популярно у всех недовольных в главных исламских землях. Карматианцы Бахрейна, независимо правившие в Восточной Аравии, не желали признавать взошедшего на трон имама. Но рядовые исмаилитские дай в Ираке и Иране в основном решили признать новую власть, которая взамен не замедлила отдать должные почести им и их идеям. С новым приливом энтузиазма они удвоили усилия в достижении целей исмаилитского движения и надежды на их осуществление.
Большая мечеть в Махдия, Тунис. Современное фото
Исмаилиты, жившие за пределами государства Фатимидов, были всегда готовы помочь осуществлению целей их внешней политики и стать источником внутринационального лидерства. Египетское правительство вынуждено было служить эксцентрическим фокусом революционных усилий от Нила до Амударьи и обязательно выступало оппонентом всех иранских режимов на бывших территориях Аббасидов, какими бы ни были отношения этих режимов друг с другом. Но эти иностранцы предоставили ряд дисциплинированных и умных администраторов самому Египту Параллельно со стандартной государственной структурой существовала религиозная иерархия, призванная обучать исмаилитской доктрине новообращенных, а также организовывать и упорядочивать движение в государстве Фатимидов и за его пределами. Исмаилитская иерархия обладала таким же престижем и влиянием, как и правительственная, стоявший на ее вершине главный дай приравнивался к визирю; на деле иногда оба поста занимал один и тот же человек.
Последствия исмаилитского присутствия можно было ощутить главным образом в последовательности и логичности политики Фатимидов, которые обеспечили династии беспрецедентные для исламского мира того времени популярность и продолжительность правления. Действительно, социальная структура Египта оставалась практически неизменной — если не считать перемен, вызванных постоянной заботой об интересах торгово-купеческого сословия. Но в интеллектуальной среде происходило примечательное брожение (хотя большая часть интеллектуальной деятельности, будучи ограничена исмаилитским контекстом, не имела существенного влияния на дальнейшую жизнь исламского мира). Старому интересу исмаилитов к фальсафе теперь был дан карт-бланш; по сути, это была роскошь, право на которую было даровано тем, кто мог ее себе позволить. Отвечать за свои убеждения исмаилитские мыслители должны были только перед своим высшим руководством, посему они с удовольствием погрузились в интеллектуальную деятельность. Большую ее часть составляли строго исмаилитские аллегоризм и символизм: выстраивались прекрасные системы, в которых персонажи из Корана и шиитского учения туманно высказывались о духовной структуре Вселенной. Однако они проявляли интерес и ко всем аспектам естественных наук и философии. Исмаилиты превратили Каир в образовательный центр. Аль-Азхар, главная мечеть города, была (да и сейчас, под покровительством суннитов, остается) прежде всего центром обучения и использовалась для этих целей несколькими халифами Фатимидами, прежде всего аль-Азизом (976–996 гг.) и аль-Хакимом (996–1021 гг.), преемниками аль-Му-изза. При мечети работала библиотека, учителям и ученикам платили пособия.
