Таким образом, к средневековому периоду ислама ни помещики, ни горожане не могли действовать самостоятельно. Кроме нескольких торговых государств в пустынных районах или на отдаленных побережьях (не влиявших на культурные тенденции исламского мира в целом, но следовавших этапам его развития), как правило, города не могли контролировать окружавшую их территорию. Аграрное господство на относительно открытых и обширных сельскохозяйственных территориях было слишком прочным, чтобы зарождающаяся городская олигархия могла его оспорить. Айанов в городах интересовало только то, что можно было обеспечить контрактом и личными договоренностями, гарантированными автономной легитимностью шариата повсеместно. Но помещики гораздо больше, чем в других регионах, стремились жить в городах, даже сохраняя тесную связь со своими землями. Таким помещикам пришлось соответствовать требованиям городской жизни, где они уже не могли доминировать.
Когда города и деревни объединились под общим руководством, стало трудно сформулировать эффективные законные основания для общих институтов, которые либо поддерживали власть помещиков на земле, либо подкрепляли долгосрочную местную автономию торговых городов. Разработанные формы легитимации — особенно шариатский и административный прецеденты — не требовали ни сильной единой организации, ни хорошо спаянных локальных. Но эта патовая ситуация, в свою очередь (как только изначальное доверие к власти халифа было подорвано), влекла за собой наказание в виде военизированного правительства.
Поскольку в итоге ни один общественный класс не обладал эффективной властью, решение могло прийти только со стороны военных. Без права наследования земли ускользали от помещичьих родов, чьим фундаментом власти они всегда были; помещики и в армии-то служили только в силу обязанностей, налагаемых статусом. Земля снова и снова перераспределялась людям, которые были в первую очередь воинами и получали ее именно по этой причине — и владели ею постольку, поскольку являлись лучшими воинами. (Разумеется, эти воины часто пытались основать помещичьи рода, но им редко удавалось сохранить за собой землю в течение многих поколений.) Между тем города также не могли противостоять милитаризации. Без муниципальной автономии усилились космополитические тенденции городов. В городе наблюдалась внутренняя социальная раздробленность; и все же элементы одного города были тесно связаны с элементами другого и зависели от норм городской жизни по всему исламскому миру. Такая биполярная направленность — к внутренней множественности и внешней солидарности — не давала сформироваться какой бы то ни было гражданской власти. К примеру, не принесла успеха тенденция обеспечить поддержку политики айанов силами городского народного ополчения. Военные землевладельцы, непринужденно чувствовавшие себя как в городе, так и на земле, с готовностью подхватили бразды правления городами.
Но военные были не в состоянии поддерживать весьма сложную или централизованную правительственную структуру. Самое большее, что могли сделать местные общественные структуры, — это смягчить деструктивные последствия своего правления.
Однако качество исламской жизни определялось и другим параметром не меньше, чем прямой милитаризацией. Обратной стороной слабой политической власти (по крайней мере, если другие социальные институты пытаются поддержать должный порядок) может быть расширение свободы отдельного человека. Относительную свободу стимулировали некоторые социальные условия самой аридной зоны, а возникшие там институты подкрепляли ее. Такая тенденция по мере своего развития способствовала ослаблению центральной политической власти, а затем подпитывалась за счет ее слабости в своем дальнейшем укреплении. В исламском средневековом мире индивидуальная свобода подчас достигала огромных масштабов по меркам аграрного общества. Эта относительная свобода личности, не желающей отдавать свою судьбу на волю стоящих над ней социальных институтов или общепринятых стандартов (кроме минимума, налагаемого законом шариата), вылилась во множество выдающихся достижений, но и помешала тому, чего можно бы добиться при наличии постоянных совместных усилий.
Чувство личной свободы рядового мусульманина, без сомнения, лило воду на мельницу системы, названной нами «системой айанов-эмиров». Эта система сумела распространить ирано-семитскую культуру в ее исламской форме почти на весь Старый Свет. Но она отличалась неспособностью противостоять многочисленным военным захватам и редко способствовала устойчивому росту промышленности, адекватному бурной и часто чрезмерно активной торговле. Эти слабости станут отправной точкой для нашего исследования более поздних периодов. (Так, проблематика каждой эпохи во многом определялась совокупностью проблем, актуальных в предшествующие эпохи, и их решений.)
Керамическое блюдо эпохи Фатимидов, Египет, XI в.
Через два столетия монголы навязали уязвимой системе айанов-эмиров в центральных регионах собственные представления о династии-покровителе, из которых в итоге (с развитием технологии изготовления пороха) вырос новый прочный абсолютизм, при котором пересматривалась уже система айанов-эмиров, но процесс этот был прерван судьбоносными переменами на Западе
[195].
Теперь я должен сделать несколько предупреждений. Чрезмерное внимание к последствиям милитаризации правительства в Средние века может ввести в заблуждение. Ослабление центральной политической власти и снижение уровня сложности институтов можно воспринять просто как крах общества. Такое примитивное суждение опровергает одно только накопление огромной политической власти при системе айанов-эмиров, не говоря уже о впечатляющих культурных достижениях того времени. Но мы должны выделить, где именно наблюдалось снижение сложности. Можно сказать, что система айанов-эмиров в исламском сообществе представляла собой особый случай аграрного общества: некоторые тенденции, всегда присутствовавшие в его жизни, отчетливо оформились именно в результате отсутствия политических ограничений. Но необходимо помнить, что я говорю о системе айанов-эмиров как об идеале, к которому в реальности удавалось в лучшем случае немного приблизиться; где бы ни возникала крупная политическая формация, она влияла на эту систему и сдерживала ее автономное функционирование.
