Книга История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней, страница 301. Автор книги Маршалл Ходжсон

Онлайн книга «История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней»

Страница

Наконец, персидские поэты позволяли себе непривычную свободу в жанре маснави (куплетированной поэмы) — стихи в форме рифмованных куплетов, количество которых не ограничивалось; в маснави не требовалось строго соблюдать метр, поэтому они прекрасно подходили для стихотворных повествований. Эпопеи выделились в самостоятельный жанр быстрее, чем в арабском.

^{Памятник Хакани в Тебризе, Иран}

^{У могилы Омара Хайяма. Рисунок нач. XX в.}

В форме маснави персы излагали притчи, длинные романтические истории, легенды и исторические эпосы. Персидский эквивалент романа тоже обнаруживаем написанным в форме маснави, тогда как его арабский аналог писали прозой с вкраплениями коротких стихов. На деле стихотворные произведения были настолько гибкими по форме, что художественная проза, классификацию которой создал Джахиз, была гораздо менее популярной у персидских авторов, чем у тех, кто писал на арабском.

Современным жителям Запада персидская поэзия пришлась больше по вкусу, чем арабская. Были предприняты многочисленные попытки перевести не только поэтов-рассказчиков, таких как Джаля-ляддин Руми, но и лириков (в частности, Хафиза), чей материал так же труден для перевода, как и сочинения их арабских коллег — потому их брались переводить гораздо реже и с меньшим успехом. Следует отметить, что при любом переводе теряется много ценных нюансов, и многие переводы привносят чуждые оригиналу элементы — стиль, размер и даже рифмы, далекие от тех, что использовал автор. Самый популярный из таких переводов, «Рубайат Омара Хайяма» Фитцджеральда, демонстрирует и проблемы, и творческие возможности, связанные с переводом рубайат. Оригинальные стихи — отдельные краткие произведения, собранные в диван (сборник) и расставленные в алфавитном порядке, но Фитцджеральд выстроил их в такой последовательности, что в итоге получился некий пунктирно очерченный сюжет — и, таким образом, еще сильнее изменил свойства оригинала, чем в текстах своих свободных переводов. Воспроизводить поэзию подобным образом имеет смысл, когда целью является обогащение литературы языка перевода, как было в случае с текстами Фитцджеральда. Но такие тексты — плохой помощник, если требуется понять автора первоначального произведения и его культуру. Что же касается менее вдохновенных стихотворных переводов — они не могут быть ни примером хорошей самостоятельной поэзии, ни попыткой передать мысли автора (как это способен сделать перевод в прозе) ^[264].

Так же, как в арабской литературе высокого халифата, поэзия предназначалась для публичной декламации, а не для, например, приватного чтения про себя. Она должна была служить украшением жизни придворного — почти так же, как дорогая одежда. Последствия этого для персидской поэзии сравнимы с теми, что наблюдались в арабской: внимание уделялось точности формы и известности темы, чтобы неожиданность контекста не могла помешать слушателям оценить виртуозное владение словом в передаче формы и содержания — и, кстати, умение избежать любых упоминаний о личных мыслях и чувствах автора (не соответствовавших правилам поведения на публике). (Схожее внимание к публичному эффекту в советском искусстве привело к схожему упору на виртуозное владение словом.) Как в арабском, так и в персидском, разумеется, великий поэт мог позволить себе подняться над налагаемыми ограничениями и заставить их работать на себя, утверждая величие своей поэзии.

Страница