Культурный спад и цикличность
Точно определить культурный спад достаточно нелегко. В любой конкретной традиции упадок выявить легко: например, тот или иной стиль рукоделия утрачивает популярность, становясь просто небрежной имитацией, выполняемой во второстепенных целях. (Обычно вместо него в центр внимания попадает что-то еще.) Такие единичные случаи упадка встречаются повсеместно, но они несущественны. Можно также объективно выделить спад в отдельных сегментах культуры — что больше похоже на правду. Если обладать достаточной информацией, можно с уверенностью утверждать, что уровень научных знаний или научных исследований снизился; то же относится к промышленным и сельскохозяйственным технологиям. Здесь можно даже применить статистические методы.
Но оба эти уровня, особенно технический, можно оценить только с учетом другой сферы, в которой «упадок», или регресс, реально определить (при достаточной информированности), — экономического процветания. Если доступные ресурсы сократятся или их использование затруднено, сложные технологии, применявшиеся до этого, будут приносить меньшие результаты и перестанут оправдывать вложенные в них ресурсы; по зрелом размышлении от них придется отказаться. На самом деле экономический параметр первичен во всех случаях, когда объективно наблюдается спад. Таким образом, утрата благосостояния для привилегированных элементов, будь она результатом абсолютного спада производительности или просто более высокого рассредоточения доходов, могла означать не только патронаж меньшего количества писателей и художников, но и предпочтение методов работы, в которые вкладывались более дешевые материалы и меньше времени; и такие вещи определяются без обсуждения, если есть достаточно информации. Кроме того, они в принципе довольно легко обратимы.
Но когда говорят об упадке в исламском мире позднего Средневековья, имеют в виду не только предполагаемое сокращение экономических ресурсов и, соответственно, сокращение патронажа, хотя подразумевают именно это. Понятие упадка в применении к культуре в целом происходит из истории государств и церкви, и в частности — из истории Римской империи, где добродетель, высокие моральные принципы и быстрое признание творческого гения соотносятся с периодом ее роста, а утрата этих неосязаемых особенностей правящих классов соотносится с упадком ее политического влияния. С Римской империей была связана комплексная модель цивилизации, впоследствии идеализированная; а с политическим упадком империи ассоциировалась совсем другая модель цивилизации, впоследствии называемая «готской», «варварской» и лишенной каких-либо достоинств. Подобным образом влияние государства высокого халифата вызывает восхищение, а с ним — творческая активность его привилегированных сословий; а сменивший его политический и культурный строй считается лишенным тех достоинств, которые демонстрировал предыдущий. Это, в свою очередь, объясняется сдерживающим эффектом традиционалистского консервативного духа.
В этом смысле культурный упадок выявить намного труднее. Нелегко показать, что даже общий экономический спад (даже если допустить, что он имеет место) и явления, которые могут последовать за ним, представляют собой утрату нематериальных творческих достоинств. Даже в экономической деятельности количественные потери не всегда означают качественные: эта деятельность может быть чрезвычайно сложной даже в условиях упадка; или более широкая сфера деятельности может способствовать сокращению ресурсов в каком-то одном месте. А экономика, сдерживаемая силами, неподвластными участникам событий, может способствовать (не только в более узких масштабах, но и при сокращенном техническом оснащении) творчеству в других областях, не менее значимых, пусть это и не так очевидно. Мы должны обратиться непосредственно к высказываниям современников событий; и здесь есть место для самых различных мнений, даже если информации много, — чего не скажешь о данных по позднему Средневековью.
Практически любой период в любом обществе можно назвать временем упадка. В каждой эпохе можно выявить элементы спада: природа любой культурной традиции с ее постоянными изменениями требует снижения некоторых достигнутых ранее стандартов — хотя бы для того, чтобы дать возможность сформировать новые. Важным следовало бы считать общее соотношение созидания и упадка. Но даже это требует взвешенности оценки. С точки зрения, которая высоко ставит культурные ценности, нашедшие особенно яркое воплощение в эпоху высокого халифата, вторая половина Средних веков однозначно выглядит упадочной, так как проявления спада кажутся важными, а инновации — незначительными. Для тех же, кто высоко ценит достоинства, наилучшим образом выраженные в исламской культуре XVI и XVII в., истинным может показаться противоположное.
Тем не менее есть определенные черты, связанные с абсолютным господством консервативного духа, к которому можно отнести термин «упадок». Их совокупное наличие, пусть не полностью определявшее ход развития эпохи, может оказать значительное влияние на весь ее климат и «стиль». В то время как в эпоху общего процветания люди сравнительно часто ожидают инноваций и даже поощряют их, и творческие личности не только воспринимаются спокойно, но окружены почетом и свободно пользуются ресурсами, в другие эпохи естественная подозрительность рядовых людей относительно всего нового может не противоречить общему ожиданию новизны, а их недоверие к новаторам возобладает. Социальная структура может оказаться таковой, что те, в чьи интересы серьезные перемены не вписываются, не только поднимаются до высоких постов (такое случается часто), но получают на этих постах самые широкие полномочия. Так проявляется «здоровый консерватизм». Когда данная тенденция доводится до крайности, институты могут утратить гибкость, а традиции — перестать реагировать на новые потребности или даже на логику внутреннего диалога.
К такой ситуации могут привести многие факторы, и в частности два, которые сами по себе часто взаимозависимы. Говоря об исключительном характере процветания, я указал две причины сопротивления переменам: несовершенство новых стилей в стадии их зарождения и особенно небольшое пространство для экспериментов в аграрной экономике. При определенных обстоятельствах каждый из них может способствовать серьезному сдерживанию культурного развития.
Когда в ходе культурного диалога в рамках конкретной традиции полностью формируется и доводится до совершенства какой-то стиль — в искусстве и в других областях, даже в экономической и политической организации, — тогда любой альтернативной модели, которая непременно начинает развитие с менее развитой ступени, будет трудно конкурировать с ним, даже если в ней кроется некий потенциал, пусть и в ограниченной форме, и даже если этот потенциал можно развить в ряд многообещающих моделей. Альтернативные экономические методы в силу их низшей стадии развития или более узкого масштаба просто не принесут столько дивидендов; однако без первоначального испытания на таком уровне или в таком масштабе тот или иной метод не может перейти на другой, где станет эффективнее своего конкурента. Альтернативные творческие идеи на их начальных стадиях развития кажутся безыскусными и непривлекательными рядом с уже отточенными моделями, основанными на другой творческой идее. Даже если художник был выдающимся новатором, его аудитории понадобилось бы какое-то время, чтобы привыкнуть к его новому стилю. И, поскольку любая традиция зависит от реакции на творческий момент настолько же, насколько от самого творчества, этот период привыкания аудитории становится решающим. Следовательно, при наличии высокоразвитых форм новым появиться сложно, если какой-нибудь раскол — внутри класса, этнической или религиозной группы — достаточно долго мешает прямому сравнению, чтобы новая форма успела отшлифоваться.
