Именно на Малазийском архипелаге экспансия ислама была самой интенсивной и успешной в плане проникновения в культуру удаленного от побережья населения. Индуистскую и индо-буддийскую культуру на этих землях изначально переняли правящие классы на богатых рисовых плантациях, создав впечатляющие памятники с участием местных талантов. Не только в обширных долинах рек материковой части Индокитая, но и на островах государства долго оставались в стороне от космополитичной и, следовательно, отчасти исламизированной жизни портовых городов. Есть свидетельства того, что ислам проник в глубь материка сначала на уровне низших слоев населения (по крайней мере, в маленьких городках), предположительно (как в Бенгалии, например) в качестве эгалитарной альтернативы высокомерному индуизму аристократии. Но и монаршии дворы в конечном итоге сдались. С формированием мусульманских султанатов в центре региона ислам приняло и остальное население. Лишь один остров, Бали, удаленный от основного торгового пути, стойко хранил верность индуизму; а в той части исламизированных островов, где прочнее всего закрепилась рисовая цивилизация (на внутренней, то есть центральной и восточной, части Явы), в аристократических видах искусства и в литературе продолжалось мощное влияние древнеиндийской традиции.
Исламская культура в Малайзии, проникшая туда из прибрежной Индии, представляла собой смесь арабского и персидского наследия; все три языка — малайский, арабский и фарси — были языками высокой культуры. Более того, все три с самого начала были средствами проникновения в общество ориентированного на суфизм ислама второй половины Средних веков — той формы ислама, которая была абсолютно адаптирована к потребностям народа в эпоху бурного развития культурных контактов. Во всей Малайзии суфизм как учение, включавшее в себя весь ислам, приобрело беспрецедентную популярность. Система суфийских тарикатов представляла собой все фазы исламской традиции. Как минимум, в глубинной части Явы тарикаты создали особую модель передачи мусульманских знаний (не только суфизма, но и фикха, калама и всех родственных им дисциплин): в маленьких городках, разбросанных по провинциям, относительно отошедшие от дел наставники обучали учеников из близлежащих деревень, которые тут же и жили; это позволяло всему крестьянствующему населению приобщаться в меру возможностей к духовной жизни. Таким образом, шариат распространялся во многом именно под эгидой суфизма, и еще до окончания Средневековья у самых ревностных шариатских улемов практически не было возможности диктовать условия. Приверженность шариату не получила особенного развития — по крайней мере, во внутренней части Явы. Шариат действительно играл основополагающую роль; но, как и везде, его нормы свободно модифицировались с учетом местного обычного права, и менее значимые обычаи центральных мусульманских регионов — например, ношение покрывал у женщин — так и не укоренились.
Народный ислам деревенских школ отчасти подпитывали древние малазийские культурные традиции. В размытую категорию джиннов попадали (как это всегда было на всех мусульманских территориях) местные духи. Добрые или злые, они наполняли каждый уголок природы и стали (в большей степени, чем где бы то ни было в исламе) основой целой системы правил повседневного поведения и межличностных отношений, и все это с благословения представителей и обрядов ислама. У землевладельческой аристократии эта система, естественно, была сложнее. Наряду с древнемалайскими обычаями, особенно в глубине Явы, богатейшей страны региона, аристократия придерживалась и индийских по происхождению традиций в их исламизированной форме. Их поэзия, сохраняя старые яванские мотивы, наполнилась ссылками на героев санскритской «Махабхараты», пришедших на смену доисламским арабским всадникам или древнеперсидским царям (о которых столько писали в центральных регионах), предложив внеисламский подход к осмыслению человеческой жизни. Это наследие повлияло и на суфийские тарикаты — как минимум, на уровне аристократии, — оставив отпечаток на языке и, вероятно, на некоторых идеях суфиев. В целом, суфизм даже в центральной части Явы мало отличался от суфизма остального исламского мира. Если ислам сначала принимали низшие слои, то суфизм — здесь, как везде, — подспудно противопоставлялся аристократическому индуизму. (Общепринятое представление о суфизме в Малайзии как об «индо-буддизме» — вследствие того, что его отвергает современный шариатский пуританизм — является серьезным заблуждением.) Но, пожалуй, нигде больше в исламском мире ранним героическим легендам не оказывали такого религиозного почтения, как в аристократических кругах восточной Явы. Когда землевладельцы приняли ислам, эти традиции переплелись с суфизмом, который обогатился с их помощью и приобрел прекрасные самобытные яванские черты
[345].
Испанская карта XIV в. с изображением Манса Муса (справа)
Исламский мир южнее Сахары
С того времени, как в Сахаре в качестве транспорта стали использоваться верблюды — в первые века нашей эры, — торговля между землями Судана и Средиземноморьем значительно развилась. Суданские земли (огромная цепь саванн между пустыней Сахара и лесами Гвинеи) были открыты для процветающего сельского хозяйства еще раньше. Но очень долго — за исключением минимального объема торговли через Сахару — они держали связь с городами Ойкумены лишь на огромном расстоянии через восточный Судан и вверх по Нилу. Теперь Чад и особенно Нигер налаживали активные прямые контакты. Они торговали золотом, рабами и тропическими продуктами побережья Гвинеи в обмен на изделия ремесленников. К моменту возникновения там торговых городов и крупных государств господствующей культурой к северу от Сахары была исламская. Сначала суданские государства были языческими, несмотря на патронаж мусульманских купцов и ученых (и врачей); в конце концов, правящие династии приняли ислам, или (позже) только что обращенные в ислам племена создали важные политические объединения. Постепенно исламская вера распространилась из торговых городов и на крестьянство; разумеется, обычно новая религия не вытесняла традиционных сельскохозяйственных традиций — как практических, так и культовых. (Вопреки мнению некоторых современных фанатиков, народу необязательно быть для этого менее мусульманским, даже если эти традиции отличались от принятых в центре аридной зоны.) Племена одно за другим переходили в новую веру, особенно когда на их основе создавалась новая агрессивная империя.
