Аббасу (1587–1629 гг.) пришлось заново отвоевывать свою империю, и в его правление центральная административная власть была сильна как никогда. Мощная бюрократическая система поддерживала неограниченную власть монарха за счет местных автономий. Финансовая организация представлялась комплексной и довольно честной, так как контролировалась тщательными проверками и подробными отчетами. Этот бюрократический аппарат поддерживался военной силой, основу которой все больше составляли чужаки, обращенные армяне и грузины, которые со времен Тахмаспа стали важным элементом армии. Аббас успешно использовал военные ресурсы, введенные еще Исмаилом, среди которых были и шиитские тарикаты. Он сумел реорганизовать даже тюркские племена кызылбаши, заручившись их преданностью как падишах (император) и разорвав таким образом наследственные племенные связи.
На пике правления Аббаса империя достигла наивысшего расцвета во многих областях. Так, к радости шиитов Ирак (который был потерян еще в 1534 г.) был отвоеван у Османской империи, и священные города снова вернулись под их контроль. Хотя Аббасу не удалось продвинуться дальше и захватить Сирию и Хиджаз, он создал огромное государство, в которое входили Ирак, Западный Иран и Хорасан и где были сосредоточены культурные центры классического исламского мира.
Аббас развил и упрочил сефевидский абсолютизм. В определенной степени он придерживался традиции военного государства-покровителя. Все население было разделено на две группы: привилегированные сборщики налогов, которые являлись членами военного аппарата или протеже падишаха; и налогоплательщики. Наиболее важные промышленные объекты в столице были объявлены собственностью падишаха. Но все же, несмотря на успех, военная система контроля была подорвана. Установленная Аббасом система подразумевала преимущественное участие гражданских лиц в органах управления.
Уже к 1599 году Аббас переносит столицу в город Исфахан, который он украшает, используя все достижения искусства за последние два-три столетия. Благодаря щедрости Аббаса и его наследников возникли великолепные парки и дворцы, огромные открытые площади, где могли проходить военные построения и массовые игры, и надо всем этим возвышались мечети, больницы, школы и гостиные дворы. Своего пика достигло искусство изготовления цветной керамической плитки, которой украшались здания и купола. Эти работы как типичное «позднее» искусство порой осуждают за чрезмерную вычурность и перегруженность деталями, где линии рисунка исчезают в буйстве красок. Конечно, как мы понимаем, подобная оценка чересчур критична. Тем не менее великолепие Исфахана и по сей день потрясает воображение.
Возможно, легче оценить совершенство искусства этого периода, рассмотрев отдельные его аспекты, сравнив их с предшествовавшими; особо следует отметить искусство миниатюры и ковроткачество. В работах Бехзада в конце эпохи Тимуридов блистательный стиль миниатюры, который развивался преимущественно в Герате, достиг своей кульминации. Но, как оказалось, он стал новой отправной точкой для дальнейших работ. Некоторые полагают, что поздняя сефевидская живопись уже не обладала тем совершенством вкуса, которое было свойственно ей ранее. Но все же художники Казвина и Исфахана были блистательны и достойны восхищения, даже когда опирались на традиции эпохи Тимуридов. В то же время они обладали большей свободой для экспериментов с новыми жанрами. Именно во времена Сефевидов живопись из средства украшения манускриптов или декорации стен выросла до самостоятельного жанра. Со временем появились даже сборники эскизов. Сефевидские художники, став более уверенными, с поразительной живостью создавали портреты принцев и каллиграфические рисунки, точно передавая сценки из повседневной жизни, наполненные пафосом и юмором. Так, Риза-йи-Аббаси, выдающийся художник из Исфахана, считался равным самому Бехзаду.
Подобный самобытный экспериментальный стиль особенно ярко выразился в ковроткачестве, для которого придворные живописцы часто создавали эскизы. Порвав с ремесленными традициями, ткачи королевских текстильных мастерских начали создавать из пряжи настоящие картины; при этом их технические навыки ни в коем случае не умалялись. Произведения, которые выходили из-под рук мастеров, потрясали своей сложностью и очаровывали точностью деталей. Более того, сефевидские ремесленники нашли способ изготовления фарфора из местных материалов. Поиск решения этой сложной задачи занял очень много времени, поскольку попытки создать местный фарфор предпринимались еще с тех времен, когда стали известны китайские изделия. Западным мастерам удалось создать свой фарфор несколько позже.
Если достижения изобразительного искусства можно назвать блестящими, то в литературе, в частности поэзии, которая некогда процветала в мусульманских странах, успехи были сомнительны. Но и здесь творческие поиски не прекращались. Среди бесчисленных поэтов, повторявших темы предыдущих столетий, самые выдающиеся (и в Иране, и в Индии) сознательно играли с традицией, создавая тонкую полифонию мотивов, в которой мог разобраться только посвященный. Подобная манера называлась «индийский стиль». Она была отвергнута персидскими критиками XVIII века (которые при этом сами не создали ничего достойного внимания) как слишком изысканная, и до последнего времени считалось, что лучший период персидской поэзии закончился со смертью Джами в 1492 г. Но современный поэтический вкус изменчив, и теперь «индийский стиль» ценится как утонченный источник аллюзий и парадоксов, собранных за пять веков традиции. С другой стороны, проза в некоторой степени уравновесила упадок поэзии: творчество нашло свое выражение не только в изобразительном искусстве, но и в мемуарах. Так, шах Тахмасп сам писал подробную, однако сложную для восприятия автобиографию
[357].
Куапель А. Посольство персидского шаха Солтана Хусейна к Людовику XIV
Процветание Исфахана затронуло не только двор. Крупные торговцы, воодушевленные покровительственным отношением правительства и мирной внутренней политикой, проводимой шахом Аббасом, приумножали свои состояния. Некоторые из них в последние десятилетия имели возможность держать торговые представительства одновременно и в Западной Европе, и в Китае. Купцы из крупных городов также могли предоставить серьезные финансовые средства. В случае народных волнений различные гильдии брали на себя расходы по их устранению. Также велись масштабные ирригационные работы, в особенности в окрестностях Исфахана. (Хотя месопотамский Савад не был восстановлен, и Ирак так и остался на экономической периферии. Если более поздним правителям приходилось выбирать, каким регионам отдавать предпочтение, они склонялись скорее к богатым водными ресурсами предгорьям Кавказа, чем к священным городам Ирака.) Крестьяне в некоторых районах также далеко не бедствовали; их уровень жизни вполне можно было сравнить с жизнью крестьян во Франции. В результате деятельности Аббаса имперская структура стала настолько прочной, что просуществовала столетия без крупных восстаний или гражданских войн в провинциях (где даже отпала необходимость базировать войска) внутри страны и без серьезных нападений на ее границы. Исключение составили лишь периодические набеги узбеков и завоевание османами Ирака.
