Вся эта культивация жизни, конечно, виделась с позиции аграрного привилегированного общества: усовершенствования приносили пользу только тем, кто получал доход; прекрасные фрукты, которыми хвастает Абульфазл, являлись только предметом роскоши; хотя все еще существовала надежда, что в ответ элитарная часть общества почувствует свою ответственность за благосостояние простого крестьянства. На самом деле культивирование жизни также виделось с позиции военного государства-покровителя и не столько из-за того, что книга являлась панегириком правителю, сколько из-за того, что общество было устроено таким образом, что сравнительная картина цивилизации, описанная Абульфазлом, выстраивается от монаршей особы и ее двора и далее постепенно распространяется на более широкие круги.
Однако в пределах, ограниченных привилегированным обществом, перспектива виделась вполне натуралистичной и гуманистической. В особом внимании к человеческой личности Абульфазл следует за суфиями и даже дальше. На протяжении всей истории Абульфазл действительно принимает возможность существования паранормальных явлений, которые могут расцениваться как предзнаменования. Адам, а впоследствии и другие персонажи, появился на свет без родителей (в уже приспособленном для него мире); но эти чудеса приемлемы только до тех пор, пока не оказывается затронутым человеческий аспект существования, пока они не вторгаются в сферу, чуждую простому человеческому восприятию. Абульфазл деликатно высказывает возражение идее, что до Адама не было людей или что Енох (Идрис) физически вознесся на небеса, не умерев, он ссылается на свидетельства древних китайцев и индийских записей.
Он с готовностью пользуется принципами ученых фальсафы, включая их символичный порядок элементов в мире. Темы, затронутые в начале книги, раскрывают это мировоззрение: сначала идет хвалебная речь как самовыражение сразу на обоих уровнях, человеческом и божественном; затем объяснение, что лучший способ восхвалить Бога — это восхвалить Его великие творения, хорошего правителя, и, в-третьих, идет исследование научным методом, включающее гороскоп Акбара, в котором перечисляются его предки. Следует признать, что естественные науки не были сильной стороной Абульфазла; он свободно рассуждает в рамках традиции фальсафы только из-за того, что в то время данное учение составляло существенную часть общего образования, в особенности среди суфийских метафизиков. Однако мировоззрению фальсафы уделяется ключевая роль. Так, он с готовностью приводит примеры совершенствования человека во времени: например, как накапливались знания в астрономии, начиная с рассказов о патриархах (предках Акбара), которые совершали полезные для человечества открытия, и заканчивая сравнительно недавними усовершенствованиями в этой области. Хотя Абульфазл почитал доисламских представителей, он все же видит в их мудрости только человеческий аспект, в отличие от Газали или Ибн-аль-Араби. Таким образом, он изменяет мировоззрение суфийских метафизиков на гуманистическое направление: он полагает, что все люди могут совершенствоваться по сравнению с древними. И сама религия может возникать в аспекте человеческих достижений.
В частности, идеальный правитель, как блюститель мирской культуры в целом, находится вне всяких сообществ. И хотя он может быть по вероисповеданию мусульманином, он не должен благосклонно относиться лишь к мусульманам и их достижениям в ущерб другим сообществам и их особому вкладу. (Впоследствии Абульфазл называет ислам «религией Мухаммада», одной из многих других; вероятно, термин «ислам» он употребляет в его первоначальном значении как покорность Богу и не исключает, что он может использоваться в других традициях, но не в одной из них не выражается в полном смысле.) Монарх во всем должен представлять образец личных и культурных достоинств. В подтверждение этой точки зрения Абульфазл приводит монгольское наследие. Монгольская (языческая) прародительница зачала своих сыновей от чистого света (в монгольской легенде от солнца), который, по мнению Абульфазла, через поколения передался Акбару в виде первоначального Мухаммадова Света. Уважение к монгольскому наследию было настолько велико, что даже подобное высказывание не подвергалось прямой критике двора; в итоге с легкой руки Абульфазла принятие ислама одним из предков монгольской династии выглядело как излишнее, дополнительное действие, новая вера просто прибавила ему величия.
Рембрандт ван Рейн. Акбар со своим сыном Джахангиром
По сравнению с данной дискуссионной темой экскурс в индуистскую философию в Айине довольно поверхностный и в дальнейшем повествовании не углубляется. Абульфазл сохранил стереотипы исламского мышления (это мировоззрение, как поясняет автор, прослеживается еще от греков), а санскритские понятия были ему чужды. (Он даже позволяет себе при случае посмеяться над народными индуистскими святыми.) Данный экскурс предназначен для того, чтобы просто оправдать свое утверждение, что индуисты являются монотеистами и имеют право на соответствующие льготы и что среди них есть немало культурных мудрецов. Но этот подход менее научен, чем у аль-Бируни, на которого ссылается Абульфазл.
На втором уровне Абульфазл описывает не просто идеального мирового правителя, но монарха как символ Бога. Нечто подобное встречалось в поэзии, но здесь приобрело более систематический вид: в основе этой работы лежат суфийские предпосылки. Второй уровень проходит красной нитью через весь труд, начиная со вступительной хвалебной речи человеку и божеству, хотя это не всегда четко проявляется. Он не подлежит сравнению (по мнению Абульфазла) с первым уровнем, ни с его натурализмом, ни гуманизмом; но он дает то, что является дальнейшим мерилом человека. Акбар является типом-символом Бога, будучи земным владыкой, как солнце является Его символом в природе. Хвала Акбару — это хвала Господу на доступном человеку уровне.
Поступки Акбара в анналах всегда добропорядочны и правильны; однако заранее невозможно предсказать, как переполняющая его энергия повлияет на то, к чему приковано его внимание на данный момент. Действительно, порой она принимает загадочный характер: например, завоевания Акбара, которые в итоге все равно пошли на пользу созданию универсалистской империи, оправдываются тем, что честь царя не должна была быть попрана. Однако так как он являлся воплощением блага, то если довериться ему, все обернется к лучшему. Так, Абульфазл приводит одну историю о том, как Акбар пошутил над сыном Рана (князя) из Читора, что в Раджпутане (в этот момент юноша находился при императорском дворе), сказав, что против его отца Рана направлены войска, так как он не явился сам ко двору, чтобы объявить о своем повиновении. Как отмечает Абульфазл, это было сказано частично в шутку, частично, чтобы скрыть свои истинные намерения. Однако молодой человек воспринял его слова всерьез и сбежал, чтобы не показалось, что он настроил Акбара против своего отца. Абульфазл утверждает, что если бы юноша доверился Акбару, все бы сложилось благополучно и для него, и для его отца; но своим побегом и трусостью он навлек на себя гнев Акбара, и Читор был немедленно взят. Любое действие монарха как поворот судьбы расценивается к лучшему; отсюда, вероятно, и особое восхваление умения Акбара благоприятно интерпретировать дурные предзнаменования. (Можно добавить, что с позиции царя-философа эта история приобретает двоякий смысл, особенно если рассматривать невезучего молодого человека в качестве положительного персонажа; возможно, с такой позиции в истории путем молчаливого упрека Акбару будет преподнесен урок идеального правителя.)
