Все мусульманские правительства того времени сформировали единое стабильное международное сообщество. Самые крупные империи — Османская, Сефевидская, империи узбеков и Тимуридов — интриговали между собой, стараясь добиться дружеских отношений с теми, с кем не находились на данный момент в состоянии вражды. Хотя все правящие семьи были тюркские, языком международной дипломатии являлся персидский; и подобные нормы дипломатического этикета всеми воспринимались как совершенно естественные. Османы и узбеки обычно объединялись против Сефевидов (в этом альянсе, несомненно, большей властью обладали османы, и их отношения с союзниками складывались по принципу лести и уступок со стороны узбеков). Тимуриды сохраняли относительный нейтралитет и от случая к случаю вступали в союз с одной из империй; иногда они объединялись с Сефевидами, иногда — с узбеками. Когда они адресовали письма шиитам-Сефевидам, то из вежливости опускали обычные благословения первым трем халифам, если, конечно, не имели цели оскорбить адресата. (Османы, Сефевиды и Тимуриды обычно, если не находились в состоянии войны, общались друг с другом на равных, поэтому один монарх мог назвать другого в письменном обращении «владыкой мира», как, собственно, и себя.) Однако Тимуриды (со времени вступления в альянс с португальцами) обычно холодно относились к османам. Лишь однажды (1628 год) Тимуриды предприняли попытку восстановить дружественные отношения с ними, но османы в ответ на формально вежливое письмо отправили послание, изобилующее настолько надменными высказываниями, что оно было расценено как оскорбление (более того, османы написали его на тюркском языке, что по отношению к тимуридскому двору выглядело крайне вульгарно), в итоге переговоры были сорваны. Позднее османы попытались загладить ошибку и заручиться помощью против Сефевидов, но это ни к чему не привело
[372].
Этот мир был единой дипломатической системой, потому что сохранил культурное единство, вопреки тенденции каждой империи к развитию отдельной региональной культуры, сосредоточенной при дворе. Вне всяких сомнений, центральное место в этом единстве занимала Сефевидская империя; однако Индия ненамного отставала, так как являлась очагом культурного влияния. Многие великие деятели из других империй оставались в Индии, но сами жители практически не покидали Индию, за исключением обязательного паломничества к мусульманским святыням в Хиджаз. Соответственно, книги, написанные в Индии, читались повсюду, даже в Османской империи, но книги, созданные османами, были большей частью неизвестны в Индии. Из четырех-пяти великих персидских поэтов этого периода Файзи, как мы знаем, был из древней индийской семьи, а Урфи, родившийся в Ширазе в Фарсе, практически все свои труды создал в Индии. Не только поэтический стиль, но и переводы с санскрита оказали свое влияние на мышление в Исфахане. К XVIII веку шариатские труды, созданные в Индии, приобрели большую значимость в Османской империи: здесь очень ценилось собрание решений фетва, написанное для Аурангзеба (так же, как и сам Аурангзеб, которому османский автор присвоил классический халифский титул «предводитель правоверных»). Ветвь Муджаддидийя накшбандийского тариката из Индии (через Хиджаз) попала в турецкие земли. Османская империя, наоборот, распространяла более практические знания, которые вскоре достигли и Индии. Так, ученик великого османского архитектора Синана принимал участие в строительстве Тадж-Махала в Агре, а мастера пушечных дел особо ценились у Тимуридов.
И хотя мусульманская культура в тимуридской Индии занимала определенные позиции, ее универсалистские тенденции все-таки вызывали некоторое напряжение. Проблема отношений между некоммуналистской цивилизацией и мусульманской уммой очень обострилась в Индии, особенно в тех районах, где превалировал коммуналистский уклад. Даже когда в правительственном укладе произошел несущественный сдвиг, который тем не менее позволил узаконить государство и нормы, не связанные с шариатом, все равно основа для эгалитаристского, антиаристократического коммунализма продолжала существовать в более слабой форме. Конечно, исламское сознание, как обычно, приняло оппозиционную сторону; носители исламской традиции с готовностью осудили неправедность и несправедливость существования великих, утопающих в роскоши дворов. Многие мусульмане осуждали политику Акбара и его преемников как немусульманскую, и это осуждение, пока еще в малой степени, привело к культурной нетолерантности, которая разовьется в следующие столетия.
Шиизм на протяжении всего тимуридского периода в Индии представлялся подобием некого пугала. Среди суннитов обвинение в шиизме носило обличающий характер. Акбар предпочитал нанимать в армию иммигрантов из Ирана (которые могли быть и тюрками). Время от времени эти наемники получали право на доходы с тех иранских земель, которые находились в индийском подчинении. Вероятнее всего, эти иммигранты были шииты, в то время как люди из Чагатайских земель бассейна Амударьи (относившихся к Турану), скорее всего, были суннитами. Политическое соперничество между «иранской» и «туранской» знатью при дворе Акбара и его предшественников иногда было связано с соперничеством между шиизмом и суннизмом, равно как и между Сефевидами и узбеками. Однако политическая борьба (которая до смерти Аурангзеба не вызывала серьезных разногласий) была не настолько важна, как тенденция к универсалистскому культурному мировоззрению, связанному с шиизмом. Эта тенденция имеет определенное отношение к оппозиционной и хилиастической основе шиизма, которая виделась как религиозный эксперимент. Однако помимо шиизма, занимавшего ведущие позиции в Иране, она была связана с высокой аристократической культурой земель старого ислама. И это действительно сыграло огромную роль в придворной культуре Индии. Универсалистская культура отныне обладала более крепкими связями с шиизмом, чем до того унаследовала от сторонников Алидов, сплетенных с суфийским тарикатом. Ее противники не стали медлить с ответом, даже выраженным в грубой форме.
