Несомненно, Османская империя была могущественной морской державой. Однако это могущество было результатом естественного географического положения, а не особой организации. Как только в XVI веке централизованная армия сосредоточилась на сухопутных операциях, военный флот значительно ослаб.
Султан Селим II принимает персидских послов. Персидская миниатюра
Причиной этого упадка стало пренебрежительное отношение к нему по сравнению с сухопутными войсками. Борьба за власть в Средиземноморье зачастую подразумевала захват вражеских кораблей. В таких операциях нередко участвовали сухопутные военные, и командирами часто назначали новичков в морском деле. Тем не менее османы знали, как получить необходимые ресурсы для флота. В ходе морского боя при Лепанто в Эгейском море (1573 г.) османы неожиданно для себя потерпели поражение от объединенных венецианских и испанских флотов (частично по вине самонадеянного сухопутного командования). Однако уже в течение года османы заменили потерянные корабли на суда, оснащенные новейшим вооружением. Стоит отметить, что христиане практически ничего не приобрели от этой победы, кроме морального удовлетворения. Османская империя стала единственной из трех великих государств, кто смог установить свою независимую власть даже в Южных морях. Великих османских мореходов отличали верность государству и четкое выполнение всех приказов, изданных правительством, и их имена с восхищением повторяли даже враги с Запада.
Шариат и культурное самовыражение в империи
Историк и философ Ибн-Хальдун был уверен, что приход ислама ознаменовал начало новой цивилизации на древней земле высокой культуры. Эту цивилизацию принесли новые люди в своей новой письменной традиции. Более того, он полагал, что это не первый случай обновления: ислам заменил греческую и персидскую традиции институтов и письменности так же, как они когда-то вытеснили египетскую и вавилонскую. Обращаясь к мусульманской истории XV столетия, ученый был уверен, что и в его время грядет новая цивилизация, которая принесет не менее важные изменения. Действительно, эпоха пороха повлекла за собой такие радикальные перемены, о которых историк даже не мечтал. Однако традиция, разрушившая и преобразовавшая общество, оказалась западноевропейской. Организационная и письменная традиции исламского мира были на время забыты. В итоге ожидания и опасения Ибн-Хальдуна оказались ненапрасными.
Политические и социальные преобразования того времени принесли с собой удивительное новое культурное самовыражение. Но, к сожалению, этот воображаемый расцвет все еще был ограничен консервативным духом. В общем и целом он представлял собой реализацию возможностей, открывшихся во времена монгольского господства. Подобные ограничения нигде не были настолько явными, как в Османской империи. Как и другие государства, Османская империя могла гордиться своими культурными достижениями, воплотившимися, главным образом, в монументальной архитектуре. Но в то же время унитарная и популистская ориентация шариата оказала свое влияние. Она обернулась против местных традиций, например представленных в старой культе гази, и при этом поддерживала абсолютизм и региональную культуру, развившуюся при дворе. Шариатское мышление было привержено идее коммуналистического союза исламского мира, который, в свою очередь, был космополитическим. Более того, шариат враждебно воспринимал все чуждое исламской традиции, нормы которой утвердились в позднем Средневековье. Напомним, что Османская империя сперва вела борьбу с Ренессансом в Италии, а затем и с общими преобразованиями Технической эпохи на Западе. Подобная позиция пусть частично, но сможет помочь нам пролить свет на сложившуюся ситуацию.
Возникает естественный вопрос: каким было культурное направление Османской империи, вступившей во всемирную эпоху Ренессанса XV — начала XVI века (мы не говорим о нововведениях конца XVI столетия). Ренессанс (как позже и период преобразований) развился в рамках западных культурных традиций. Как и при преодолении культурного барьера, нужно было приложить немало усилий, чтобы основные темы обрели смысл для непосвященного. В любом случае, как упоминалось ранее, само Возрождение, в отличие от ранних преобразований, не противоречило культуре афро-азиатских городов. Более того, за пределами Запада Ренессанс не произвел такого впечатления, как когда-то произвела исламская культура, преодолевшая границы халифатского государства. Похоже на то, что обычно мнительные османы проявляли меньше осторожности по отношению к Западу, чем к той же тимуридской Индии. И в то же время самые ясные для непосвященных элементы западной культуры казались им подозрительными. Причем эти сомнения возникли не столько среди сторонников шариата, сколько в абсолютистских кругах.
Двор, несомненно, являлся центром османской высокой культуры. Это абсолютистское учреждение с рабовладельческим хозяйством следовало понятиям своей школы, параллельной шариатским медресе. Как и в соответствующих заведениях в Иране и Индии, в этих школах наравне с дисциплинами шариата изучали обширную литературную культуру. В дополнение к персидскому языку постепенно внедрялся тщательно разработанный (и персини-зированный) тюркский. Из всех государств, управлявшихся тюркскими династиями, даже тех, где основное население говорило на тюркском языке, только Османская империя использовала его в качестве главного языка высокой культуры, заменив им персидский. (Этот процесс начался в 1455 году и полностью завершился лишь в конце XVII столетия.) Правящая элита, вышедшая из дворцовых школ, настолько хорошо разбиралась в гуманитарных науках, что зачастую страдала от излишне книжного образования. Так, некоторые представители элиты изучали географию по старым классическим произведениям, не общаясь с передовыми османскими учеными того времени. Аналогично, благодаря литературе, а не науке или шиитскому учению, придворные составили особое мнение о христианских астрологах. Однако не все школы были исключительно грамматическими, для всех желающих существовали заведения, обучающие военному искусству.
Османские историки считались лучшими учеными во всем исламском мире того периода. Некоторые из них видели свое предназначение в политической сфере, в их обязанности входило улаживание административных вопросов и составление переписей. В XVII веке придворным историкам было предписано вести летописи определенных военных походов, а позже и событий всего государства.
Лучшие ученые считали себя обязанными восстановить пробелы истории, чтобы передать ее потомкам. Чтобы найти недостающую информацию как о современных международных событиях, так и о древних османских владениях, историки обращались к западным источникам. Но западная история того времени едва ли описывала даже свои события. В начале XVII века многие писатели пытались проанализировать причины упадка абсолютизма и его власти, а также последующей коррупции времен Сулеймана.
Даже в XVI веке труды по естественным наукам в Османской империи в основном представляли собой переводы с персидского и арабского языков. Но были и исключения. Так, Сулейман основал медицинские школы, в которых поддерживался действительно высокий уровень образования. Со временем выпускники этих школ добавят к своим знаниям элементы западных нововведений. Хотя еще в XVI–XVII веках Запад недалеко ушел от греко-арабской традиции, работы аль-Рази и Ибн Сины были все еще актуальны. В 1579 году была построена обсерватория, и у астрономов появилась надежда усовершенствовать исследования Улуг-бека из Самарканда. Им удалось собрать достаточно сведений, прежде чем мнительный визирь приказал разрушить ее. Годом позже в Италии будет казнен ученый Джордано Бруно, который выдвинул идею естественного закона космологического детерминизма. Эта идея нашла больше отклика у философов, чем в традиции Корана. Но, невзирая на его вклад в будущее философии, Бруно остался одинок в своих исканиях.
