С давних времен у языка урду было как минимум две функции. Он был основным разговорным языком горожан в Дели, Лакхнау и Лахоре, центрах мусульманской традиции; во многих других областях он был разговорным языком на базарах и кое-где (например, в Бенгалии) часто был родным для тех, кто идентифицировал себя с индомусульманской традицией Моголов. Арабский, как и следовало ожидать, оставался языком мусульманского теологического образования. В XIX веке персидский все еще активно использовался и мусульманами, и индуистами как незаменимое космополитическое средство общения, но урду стал носителем особого могольского исторического самосознания, объединявшего индийских мусульман. В верховьях Ганга и в некоторой степени во многих крупных городах урду был разговорным языком, который использовали в повседневной жизни. А поскольку на этом языке существовала современная литература, как проза, так и поэзия, то он вслед за английским мог претендовать на то, чтобы выражать все дилеммы и моральные проблемы повседневной жизни.
В сердце современного сознания индийские мусульмане сохранили многие формы старой индийской культуры. Нигде так строго не соблюдали пурда — требования сегрегации и сокрытия лица женщин в публичных местах, как в Индии, где быть мусульманином зачастую означало принадлежать к аристократии, положение которой обязывало блюсти традиции. Индуисты точно так же следовали традициям. Здесь женщины отказывались раскрывать лицо намного дольше, чем в крупных городах Османской империи; если мужчины работали в офисах, носили европейскую одежду и разговаривали на английском, то женщин старались как можно крепче удерживать в рамках старых тимуридских традиций. Этому способствовала и литература. Прозаики пытались раскрывать в своих произведениях темы, свойственные западной литературе XIX века, но поэты, писавшие на урду, не выходили за рамки персидской традиции (хотя и не без некоторых изменений). Вплоть до середины XX века, в отличие от турок и арабов, среди индомусульманских юношей пользовались популярностью публичные поэтические конкурсы, на которых поэты читали стихотворения, написанные в строгих рамках жанровых канонов. Слушатели оценивали их творчество и определяли победителя, наградой которому становились успех и всеобщее признание. В эпоху промышленной цивилизации такие поэтические состязания стали поистине всенародным увлечением, ведь с появлением радио и железных дорог молодые поэты получили возможность общаться с самой широкой аудиторией. Эти конкурсы обладали такой мощной жизненной силой, что смогли адаптироваться к веку железных дорог, радио и стремительных перемен и в итоге сами стали неотъемлемой частью современной жизни.
Эпоха Ганди
С окончанием Первой мировой войны во всем мире пробудились новые надежды на исполнения обещаний изобилия и равенства, связанных с Промышленной и либеральной революциями. Европейцы, лично пережившие все ужасы военных разрушений, были твердо уверены, что старый общественный порядок, который привел к войне, безвозвратно канул в прошлое и главными принципами всей общественной жизни отныне станут идеалы мира и процветания. Каждая из воюющих сторон стремилась возложить на своего противника всю вину за те неслыханные жестокости, с которыми сопряжены были военные действия, и не желала признавать свою ответственность. Но большинство винило во всем безответственность правящих классов. По всей Европе прокатилась волна революций народных реформ: старые привилегии были отменены, на смену им пришли новые свободы и уважение прав человека. Марксистские восстания были частью общей надежды на начало новой эпохи, которая также выражалась в распространении пермиссивистских детских школ, часто довольно пацифистских и проповедовавших вегетарианство, в быстром распространении проектов экономической кооперации, в активных действиях правительств по эмансипации прав и возможностей, которыми ранее обладали только привилегированные классы, на все слои населения, а также в смелых экспериментах в области живописи и литературы, которые опровергали вековые устои.
В Европе на смену концерту монархий пришло множество республик, объединенных Лигой Наций. Либерализм XIX столетия сменился лозунгами демократии и уважения достоинства простого человека. На фоне всеобщего воодушевления от реализации всех надежд XIX века только наиболее глубокие интеллектуалы задумывались о том, какую пропасть злобы и страсти к разрушению обнажила прошедшая война.
Западная Европа естественным образом стала центром как всех радужных надежд, так и тревожных пророческих предчувствий. Другие части мира в соответствии со степенью своей модернизации отражали эти настроения, как правило предпочитая оптимизм пессимизму. В ходе войны англичане широко использовали поддержку со стороны Индии. Индийское солдаты отправились воевать далеко за море, а в самой Индии появились новые отрасли военной промышленности. Большинству индийских лидеров, особенно индуистам, казалось совершенно неадекватным то скромное место, которое они занимали в огромной системе управления Британской Индией; уступая требованиям либералов, правительство Великобритании пообещало после окончания войны предоставить Индии самоуправление. Значительная часть городского населения Индии, которая была полностью ассимилирована с современной жизнью и разделяла националистические настроения, с нетерпением и радостью ждала этого дня.
Ганди во время Соляного похода в 1930 г.
Но очень скоро после окончания войны соображения непрактичности предоставления независимости такой важной части своей империи убедили англичан, которые в пылу войны раздавали обещания, придержать свои либеральные идеи. Вновь было заявлено, что в Индии нет не только единой нации, до даже группы однородных наций, а есть множество самых различных народов. Поэтому самоуправление в лучшем случае будет означать правление доминирующего класса одного или нескольких местных народов над всеми остальными, если только не возникнет анархия, на смену которой придет другое иностранное, скорее всего русское, управление. И чтобы сохранить порядок, англичане чувствовали себя обязанными удерживать свои позиции в Индии любой ценой. Они отказались проводить серьезные реформы, а массовые выступления были жестоко подавлены напуганными чиновниками. Вскоре британское правительство наглядно продемонстрировало свое намерение сохранить империю без каких-либо серьезных изменений. Индийское общество, верившее в честность и порядочность англичан, было возмущено, но совершенно беспомощно.
Именно в этот период роль политического лидера взял на себя эксцентричный индуистский юрист и журналист Мохандас Ганди, который оттеснил индийских промышленников и «белые воротнички» от политики. Ганди изучал юриспруденцию в Великобритании и достиг значительных успехов на этом поприще. Но вскоре его увлекли те радикальные гуманистические идеи, которые в то время преобладали в британской литературе: например, идеи Торо, Рескина и Толстого, которые желали построить свободное от насилия кооперативное сообщество творческих личностей. Его воодушевляли идеи демократии и социализма, но не их практическое воплощение; в итоге он выбрал передовой религиозный универсализм, пацифизм и вегетарианство. Он с большим уважением относился к человеческим достижениям современного Запада, особенно к тем из них, что выражались в правовой защите достоинства личности и ее возможностей, хотя также ценил и достижения в области материального благополучия простых людей, гигиены и образования. Но при этом он внимательно прислушивался к критикам современного общества, которые обращали внимание на негуманность чрезмерной автоматизации труда, в частности на поточных конвейерных линиях, на пустоту жизни многих состоятельных людей, оторванных от земли и нужд простых людей, зарабатывающих себе на хлеб; фальшь и порочность коммерциализации, на политическую демагогию и шовинизм, которые нашли свое выражение в Первой мировой войне. Вдохновленный самыми купными идеалистами новой христианской традиции, он заново переоценил некоторые сильные стороны, скрытые в индуизме. Ганди признал, что простой политической демократии или даже промышленного социализма будет недостаточно, хотя они имеют свои сильные стороны, если установлены на основе свободного согласия. Он считал, что Индия должна стать современной, но не путем простого следования за Западом даже там, где это возможно. Индия должна найти свой собственный путь, лучше, чем на Западе, и тогда за ней сможет последовать остальной мир.
