Проблему осложнял и тот факт, что новые независимые государства в большинстве своем представляли собой искусственные территориальные образования. Как мы помним, в XIX столетии европейцы проводили границы новых государств произвольно, они совершенно не считались со сложившейся в том или ином регионе этнической и географической ситуацией. Очень часто представители одной этнической группы оказывались по разные стороны границы: например, курды оказались разделенными на три части — между Ираном, Турцией и Ираком; пуштуны были разделены между Афганистаном и Пакистаном, малайцы по обе стороны Малаккского пролива — между Индонезией и Малайзией. В таких ситуациях неизбежно возникали межгосударственные конфликты, существенно ослаблявшие эти новые государства. Очень часто возникали и совершенно противоположные ситуации: представители разных этнических групп становились гражданами одного и того же государства. В частности, после разделения Судана возникло несколько независимых государств, на территории которых проживали как мусульмане, так и язычники. Из-за того, что проникновение англичан с моря во внутренние области континента было остановлено французами, в состав Нигерии вошла северная (Суданская) часть, где жили консервативно настроенные мусульмане, и южная (ранее эти земли принадлежали государству, расположенному в тропических лесах Гвинеи), где проживали язычники и христиане, которые достаточно далеко ушли по пути модернизации и не желали подчиняться «отсталым» северянам. В свое время англичане заняли традиционный арабский маршрут работорговли в бассейне Нила, и теперь здесь было создано новое государство Судан, в северных регионах которого жили относительно модернизированные мусульмане, а в южных — язычники и христиане, типичные представители негроидного региона южнее Сахары, многие из них были неграмотны и считались мусульманами «отсталыми», но не желали им подчиняться, помня о том, что северяне традиционно занимались работорговлей. В таких случаях новые государства раздирали внутренние противоречия.
Очень часто границы нового государства определял тот бывший империалистический язык, на котором разговаривала местная образованная элита, т. е. английский или французский, и, соответственно, культурный шаблон, который они переняли. В таких случаях смягчить внутренние конфликты могло только усиление культурной зависимости, символом которой являлся тот или другой западный язык, что, в свою очередь, вело к политической зависимости. Однако общий пересмотр границ новых государств был крайне опасен. Только в Индии, где Британская империя оставила в наследство положительный опыт совместного проживания разных народностей с достаточно большим уровнем культурной однородности, удалось относительно легко провести новые этнические границы, но даже там это расценивалось как крайне опасное для экономики и индийского единства мероприятие. В других, более мелких новых государствах, подобные неэкономичные пересмотры границ воспринимались намного больнее, и возникающие в результате этнические споры было невозможно уладить мирным путем из-за отсутствия свойственных Индии древних традиций лояльности. Данные соображения утвердили новые правительства в решимости оставить все как есть и расширять границы только в том случае, если это означало расширение их юрисдикции. Но шаткость внутреннего положения таких стран, как и напряженные отношения с соседями, заставляли эти правительства искать новые приемлемые формы межгосударственных отношений. В других, не столь крупных государствах, вопрос о пересмотре границ не поднимался по чисто экономическим причинам. Заметим, что в Индии, в отличие от других стран, существовал довольно многочисленный социальный слой так называемых «обывателей», сохранявших лояльность к существующему режиму. Этот социальный слой помогал погасить возникающие этнические конфликты. Учитывая все эти обстоятельства, государственные чиновники новых «независимых» государств приняли решение довольствоваться той территорией, которая оказалась в их юрисдикции, и отказаться от любых территориальных претензий. Заметим, однако, что сам статус «независимого государства» подразумевал необходимость выработать некую модель межгосударственных отношений, приемлемую как для самого государства, так и для его ближайших соседей.
Наиболее удобным и приемлемым в этом отношении было добровольное соглашение о сотрудничестве с западными державами на новой основе: менее техникализированное и, следовательно, более зависимое государство получит необходимую помощь, чтобы как можно быстрее поднять степень техникализации и экономического развития до уровня «настоящей» независимости. Страны, ранее входившие в Британскую колониальную империю и перенявшие английскую культуру, с радостью объединились в Содружество наций, в рамках которого пользовались определенными привилегиями, в частности низкими торговыми пошлинами, и получали от бывшей метрополии техническую помощь. Подобные договоренности еще более естественно воспринимались жителями бывших французских колоний. Французский президент де Голль прекрасно понимал, что «колониям» необходимо предоставить независимость, и предпринимал определенные шаги в этом направлении, однако действовал неторопливо и осторожно. Он убедил элиту новых независимых государств присоединиться сперва к более формальной политической организации Французский союз, которая очень быстро трансформировалась в более неформальное Французское сообщество. Эта ситуация во многом напоминала ту ситуацию, в которой оказалась перенявшая русскую культуру мусульманская элита в Советском Союзе. Единственное различие заключалось лишь в том, что советские мусульманские республики были гораздо теснее связаны с российским центром, чем страны Содружества или члены Французского союза, несмотря на либерализацию, начавшуюся после смерти Сталина в 1953 году.
Подобные договоренности предполагали оказание технической и любой другой помощи более техникализированными странами менее техникализированным. После окончания Второй мировой войны подобные ожидания стали стандартом отношений. Оказывая подобную помощь за счет своих налогоплательщиков, западные страны в конечном итоге действовали в своих же интересах, делая мир более безопасным для своих граждан. С началом всемирных процессов техникализации, и особенно в XX веке, люди больше не могли себе позволить изолированно жить в пределах своего государства: так или иначе на них сильно влияло общее международное положение. С распадом европейской гегемонии для западных держав, особенно для тех, кто участвовал в мировом капиталистическом рынке, равно как и для ранее зависимых государств, было крайне важным найти формы приемлемого существования на всей земле.
Насер подписывает пакт о создании Объединенной Арабской Республики
Бывшие имперские державы понимали, что их колониальные чиновники в течение долгого времени тратили солидные суммы на то, чтобы создать в колониях пригодные условия для бизнесменов и других граждан — причем не только на военные расходы, но и на финансирование школ и других необходимых проектов, которые невозможно было содержать за счет местной колониальной экономики. После обретения этими странами независимости Запад посчитал целесообразным продолжать тратить средства на эти цели до тех пор, пока новые государства не смогут справиться с этими задачами самостоятельно. Считалось, что поддержание должного уровня государственного сектора и увеличение уровня потребления местного населения путем развития экономики обеспечит «стабильность» новых государств. Соединенные Штаты, не имевшие больших колоний, также были сторонниками данного подхода. Во время Второй мировой войны США оказывали помощь своим европейским союзникам, истощенным в борьбе с нацизмом, а в послевоенный период помогли восстановить разрушенную Западную Европу. Казалось логичным, что Соединенные Штаты окажут аналогичную военную и экономическую помощь менее техникализированным государствам, которые станут их добрыми и жизнеспособными соседями.
