Наиболее серьезная попытка создать региональную федерацию была предпринята на Арабском Востоке. Пантюркизм как течение практически исчез на подвластных СССР тюркских территориях, у паниранизма также не было никаких шансов, но панарабизм оставался живым политическим течением, которое переживало расцвет после национализации Насером Суэцкого канала. Арабы все сильнее чувствовали себя одной нацией с одной судьбой и были недовольны тем, что империалисты разделили их на несколько государств. Объединившись, они могли бы стать крупным и стратегически важным образованием, сообща распределять доходы от нефтедобычи и, возможно, наконец-то уничтожить Израиль, присутствие которого в Палестине стало самым ярким эмоциональным стимулом арабского единства.
Израиль по-прежнему представляет собой угрозу как база европейских поселенцев в сердце Арабского Востока. Он становится особо опасен при любых возможных конфликтах с Западом, что было наглядно продемонстрировано в 1956 г., когда Израиль принял участие в англо-французском вторжении в Египет. Более того, и он может воспользоваться поддержкой Запада, чтобы расширить свои границы. Арабы понимали, что ввиду их слабости подобное расширение может быть проведено только за их счет. Израильские патриоты желали восстановить свое государство в его древних границах, как было задумано изначально. Даже если арабы получили бы твердые гарантии, что такого расширения границ не будет, само присутствие экономически сильного Израиля, пользующегося мощной поддержкой западного капитала, грозило сделать все соседние арабские страны неконкурентоспособными. Таким образом, конкретные экономические интересы сочетались со жгучей ненавистью арабов к Израилю, из-за которого они несли психологические, а часто и личные потери. Предложить минимальное сотрудничество с Израилем для любого арабского политика означало бы политическое самоубийство. Но, оставаясь разделенными, у арабов не было никаких шансов победить Израиль.
Большинство восточных арабов желало объединения главным образом для того, что уничтожить Израиль, однако на этом пути существовали бесчисленные трудности. Наряду с нежеланием каждого государственного аппарата делиться своей властью существовал еще один очень важный фактор: страны, обладавшие нефтью, хотели сохранить доходы от ее продажи и пустить их на собственное развитие, а не делиться ими с другими; кроме того, Израиль географически перекрывал сухопутные связи самого большой арабского государства Египет с арабскими странами Плодородного полумесяца. Даже сильное чувство арабизма не мешало культурному соперничеству Египта, Сирии и Ирака, а также тенденции многих арабов-мусульман идентифицировать арабизм с наследием; ливанские христиане противостояли объединению. Однако главным препятствием казалось присутствие англичан, которые за кулисами пытались управлять некоторыми арабскими государствами во имя «стабильности», поощряя местные интересы, противостоящие идее союза, что особенно ярко проявлялось в Ираке и Иордании (в отличие от Саудовской Аравии, которая активно развивала отношения с США). После революции в Египте 1952 года британское влияние на эту страну было упразднено, но оно все еще было сильно в Ираке.
Престиж Насера и Египта был настолько высок, что после победы в 1956 году он взял на себя инициативу скорейшего объединения арабских государств. В Сирийской Республике после ухода французов политическая жизнь отличалась нестабильностью. Местная социалистическая партия БААС, используя рост популярности арабского единства, перед лицом опасности коммунистического переворота в 1958 году обратилась к Насеру с предложением создать на основе Египта и Сирии Объединенную Арабскую Республику
[429]. Он твердой рукой подавил коммунистическое движение в Сирии так же, как ранее подавил египетский парламент, выражавший интересы привилегированного класса, и призвал другие арабские государства присоединиться к новому союзу. Этого оказалось достаточно, чтобы сплотить молодых иракских офицеров, уставших от вмешательства Великобритании и коррупции правительства, они по образцу Египта свергли своего короля. Революция принесла в Ирак очищение: строительство нового королевского дворца было остановлено, проститутки исчезли с улиц, и каждый верил, что теперь начнется новая жизнь.
Однако новое иракское правительство не спешило перейти под твердую руку Насера и попыталось продолжить политику своих предшественников, используя нефтяные доходы на развитие собственной страны. Таким образом, хотя англичане наконец-то ушли, арабы оставались разобщенными. В 1961 году сирийцы под руководством все той же партии БААС разорвали слишком тесные связи с Египтом и вышли из состава Объединенной Арабской Республики. Как следствие, разделенные арабские государства продолжали терять свой авторитет у населения. Политические и экономические планы оставались амбивалентными даже на уровне культурной самоидентификации (между языком и религией), а теперь Арабский Восток разрывался между идеями арабского единства и наличием множества арабских государств с произвольно нарезанными границами. Без четкого определения своего места в огромном мире эти отдельные государства не могли в полной мере пользоваться своей независимостью.
Б. Программа национальной реконструкции
Как бы ни складывались отношения различных мусульманских государств с внешним миром, после окончания Второй мировой войны необходимость социальных преобразований их внутренней жизни стала намного более острой, чем в межвоенный период. В той или иной форме техникализация стремительно набирала обороты по всему миру. В результате главной политической проблемой постепенно стали нарушения в социальной, экономической, интеллектуальной и даже духовной жизни. Обретения государственной независимости оказалось недостаточно, даже если она принесла с собой эффективный контроль над международными экономическими связями. Необходимо было найти способы сгладить взрывные последствия техникализации ключевых секторов национальной жизни. Очень часто несколько оказавшихся у власти лиц делали огромные состояния, используя сложившиеся новые условия, тогда как растущая новая бедность делала подобные «успехи» намного более опасными для их обладателей, чем традиционное богатство в прошлом.
Более того, сама по себе независимость не гарантирует стабильности до тех пор, пока не найдены способы сгладить последствия внезапного и резкого изменения местного социально-экономического порядка. Постоянно ускоряющийся темп технических изменений, который подразумевает техникализм, влечет за собой стремительное увеличение пропасти между низкоинвестиционными и высокоинвестиционными странами: пока одни совершенно безнадежно пытаются догнать, вторые все дальше и дальше уходят вперед, и разрыв в производительности постоянно нарастает. Один из аспектов этого процесса после обретения независимости проявился намного острее, чем в прежние времена: «условия торговли» между странами — производителями сырья и странами — производителями готовой продукции для первых стали намного хуже; следовательно, они стабильно теряли средства и не могли вкладывать их в инвестиции. Хотя теоретически это вовсе не обязательно, но динамика увеличения разрыва в уровнях еще больше нарастает. В общем «отсталость» и «империализм» являются двумя сторонами одной медали, и без специальных мер «развивающиеся» страны не могут избавиться от «империалистического» доминирования.
