— Я в курсе, — сказала Лила, как будто слова женщины имели какой-то смысл. — Как тебя зовут?
— Эви.
Лила повернулась.
— А фамилия? Как насчет неё?
Скулы женщины были крепкими и прямыми. Светло-карие глаза сверкали. У ее кожи было то, что Лила считала средиземноморским оттенком, и эти темные волосы, Ооо. На ее лбу подсыхало кровавое пятно.
— А нужна ли она мне? — Спросила Эви.
Если говорить о Лиле, то эти слова ее новой знакомой окончательно и бесповоротно утвердили её в предположении, что она была под кайфом.
Она развернулась, нажала на газ, и взяла микрофон.
— База, это патрульный автомобиль номер один. У меня здесь задержанная, обнаружила ее идущей на север от района лесопилки на Болл-Хилл. На ней много крови, так что нам нужен набор, чтобы взять образцы. Ей также нужна одежда. И вызови скорую. Она под чем-то.
— Роджер, — сказала Линни. — Терри говорит, что в том трейлере настоящий бардак.
— Роджер. — Эви весело рассмеялась. — Настоящий бардак. Принесите дополнительные полотенца. Но не самые хорошие, ха-ха-ха. Это Роджер.
— Первый на связи. — Лила положила микрофон. Она взглянула на Эви в зеркало. — Сидите тихо, мэм. Я арестовываю вас по подозрению в убийстве. Это уже серьезно.
Они приближались к черте города. Лила остановила полицейскую машину перед знаком «стоп», на пересечении Болл-Хилл — Западная Лавин. Западная Лавин вела в тюрьму. Видимый на противоположной стороне дороги знак, предостерегал от подбирания автостопщиков.
— Вы ранены, мэм?
— Пока нет, — сказала Эви. — Но, эй! Трипл-дабл.
[55] Это так мило.
Что-то мелькнуло в голове Лилы, умственный эквивалент сверкающего мерцания в песке, быстро омываемого пенистой волной.
Она опять посмотрела в зеркало заднего вида. Эви закрыла глаза и успокоилась. Её попустило?
— Мэм, вы в порядке?
— Поцелуй лучше своего мужчину, пока не спишь. Поцелуй его на прощание, пока у тебя еще есть такой шанс.
— Конечно… — начала Лила, но в этот момент женщина бросилась вперед, и ударилась головой о разделительную сетку. Лила инстинктивно отдернулась, так как удар головой заставил разделительную сетку греметь и вибрировать.
— Прекрати! — Крикнула она, как раз перед тем, как Эви ударилась о сетку второй раз. Лила поймала проблеск ухмылки на лице женщины, увидела свежую кровь на зубах, а затем третий удар сотряс сетку.
Рука на ручке двери, Лила собралась выйти, открыть заднюю дверь, и успокоить женщину шокером ради её же собственной безопасности, но третий удар был последним. Эви сползла на сиденье, задыхающаяся и счастливая, как бегун, который только что пересёк финишную черту. Вокруг ее рта и носа была кровь, а на лбу — глубокий порез.
— Трипл-дабл! Прекрасно! — Вскрикнула Эви. — Трипл-дабл! Напряженный день!
Лила сняла микрофон и передала Линни по рации: планы меняются. Как только они появятся в участке, там уже должен быть общественный адвокат. И судья Сильвер тоже, если получится убедить старика прийти и оказать им услугу.
2
Зарывшись животом в сладкий папоротник,
[56] лиса наблюдала, как Эсси разгружает свою тележку.
Конечно же, она не думала о ней, как об Эсси, да и вообще не имела для неё имени. Она была для неё просто еще одним человеком. Так или иначе, лиса долго наблюдала за ней — днями и ночами — и четко представляла, что находится под ветхим навесом из кусков пластика и полотна, прикрывающим нору старухи. Лиса также понимала, что четыре куска зеленого стекла, которые Эсси сложила полукругом и называла «девочками», имеют для нее большое значение. Иногда, когда Эсси отсутствовала, лиса обнюхивала их — в них не было жизни — и шарила в ее имуществе, которое было ничтожно мало, за исключением нескольких использованных банок супа, которые она вылизывала до чистоты.
Лиса считала, что Эсси не представляет для неё никакой угрозы, но она была старой лисой, и никто не мог стать старой лисой, продолжая быть слишком уверенным по любому вопросу. Старой лисой можно было стать, только соблюдая осторожность, при этом время от времени спариваясь, избегая запутанных ситуаций, не пересекая дорог при дневном свете, и роя глубокие норы в хорошем мягком суглинке.
Сегодня утром её благоразумие оказалось ненужным. Поведение Эсси было вполне предсказуемо. После того, как она вытащила сумки и какие-то загадочные предметы из своей тележки, она сообщила стеклянным осколкам, что мамочке нужно вздремнуть. — «Не балуйтесь девочки», — сказала Эсси, залезла под навес, и прилегла на стопку стеганых одеял, которые использовала в качестве матраса. Несмотря на то, что навес прикрывал ее тело, ее голова торчала наружу.
Пока Эсси погружалась в сон, лиса молча скалила клыки верхней части мужского манекена, который Эсси положила в листья рядом с навесом, но манекен никак не реагировал. Наверное, он был мертв, как и те зеленые осколки стекла. Лиса лизнула лапу и стала ждать.
Вскоре дыхание старушки выровнялось и перешло в спящий ритм, за каждым глубоким вдохом следовал мелкий свисток выдоха. Лиса медленно потянулась на своей постели из сладкого папоротника и сделала несколько шагов в сторону навеса, желая быть абсолютно уверенной в намерениях манекена или их отсутствии. Она оскалила клыки еще шире. Манекен не шевелился. Да, определенно мертвый.
Она подкралась к навесу на расстояние в несколько шагов, и остановилась. На голове спящей женщины мелькало белесое трепетание — белые волокна, похожие на паутину, поднимаясь из щек, раскручиваясь и оседая на коже, покрывали ее. Новые волокна выползали из уже уложенных волокон, и быстро окутывали ее лицо, образуя маску, скоро эта масса покрыла всю её голову. Мотыльки кружили в полумраке под навесом.
Лиса отступила на несколько шагов, принюхиваясь. Ей не нравились эти белые штуковины — белые штуковины были определенно живыми, и это определенно было совсем иное существо, чем те, с которыми она была знакома. Даже на расстоянии, запах, исходивший от белых штуковин, был сильным, и вызывающим тревогу: в нем смешались запах крови и запах ткани, и знания, и голод, и частицы чего-то, скрытого очень глубоко в земле, она чувствовала этот запах, когда рыла глубокие норы. Что же лежало теперь на этой самодельной кровати? Явно не лиса, в этом она была уверена.
Её нюх отказывался ей служить, и она повернулась и потрусила на запад. Звук движения — кто-то еще шел сюда — пронесся по лесу позади неё, и трусца перешла в рысь.
