А поскольку четвёрка путешественников изрядно проголодалась, долгое время питаясь одной только камбалой и апельсинами, то они держали совет относительно уместности выяснения у Мышей, в самой скромной и трогательной до слёз манере, а иначе нечего было и пробовать, не поделятся ли они частью своего пудинга. И было решено направить к Мышам Гая, что он незамедлительно и исполнил; в результате переговоров была получена скорлупка грецкого ореха, лишь наполовину наполненная заварным кремом, разбавленным водою. Это вызвало естественное недовольство у Гая, сказавшего: «От такого здоровенного пудинга, как ваш, смею заметить, можно было бы уделить и побольше». Но не успел он договорить, как Мыши обернулись все разом и чихнули на него в самой ужасной и мстительной манере (а невозможно вообразить более скрубиозного и противного звука, чем тот, что вызван одновременным чиханием многих миллионов злобных Мышей); так что Гай бросился назад к лодке, успев, однако, прежде бросить свою фуражку в самую середину вожделенного пудинга, чем совершенно испортил Мышам трапезу.
Вскоре четверо деток прибыли в страну, где не было ни одного дома, но только невероятное множество больших бутылок без пробок, ослепительно-приятного синего цвета. В каждой из этих синих бутылок сидело по Бутылочной Мухе-Синебрюхе; а все эти прелюбопытные существа постоянно живут вместе в полной гармонии сельского типа: редко в каких уголках мира можно найти столь прекрасное и унизительное счастье. Это уникальное и поучительное поселение прямо-таки поразило Вайолет, Слингсби, Гая и Лайонела; и, предварительно испросив разрешения Синебрюх (каковое было любезнейше дано), они причалили лодку к берегу и приступили к приготовлению чая в непосредственной близости к частоколу бутылок; но поскольку у них не осталось заварки, то они просто бросили в кипяток несколько подвернувшихся под руку камешков-голышей, а Хитро-Вангл сыграл над чайником несколько мелодий на гармонике, в результате каковых действий, понятно, сразу же получился напиток наилучшего качества.
Затем детки вступили в разговор с Синебрюхами, кои вели беседу в спокойной и благородной манере, хотя и с чуть заметным гудящим акцентом, в основном вследствие того факта, что каждая из них сжимала в зубах маленькую платяную щётку, что, естественно, придавало их выговору некую привнесённую шипучесть.
«Не будете ли вы столь любезны сообщить нам, – сказала Вайолет, – почему вы, собственно говоря, квартируете в бутылках; и если уж в бутылках, то отчего же не в зелёных, или, скажем, фиолетовых, или, наконец, не в жёлтых?»
На эти вопросы одна весьма почтенная Синебрюха отвечала: «Мы нашли все эти бутылки пригодными для проживания; то есть, вообще-то, это наши пра-пра-пра-пра-пра-мамухи нашли; ну, мы сразу же в них и вселились. И с наступлением зимы мы переворачиваем бутылки кверху дном и поэтому редко когда мёрзнем; а как вам хорошо известно, это невозможно ни с какими другими бутылками, кроме синих».
«Это уж само собой, – сказал Слингсби. – Но если уж нам позволено касаться любых тем, то чем же вы преимущественно кормитесь?»
«Главным образом пирожками с устрицами, – сказала Синебрюха, – а когда их не хватает, то малиновым уксусом и желе из русской кожи, то есть юфти».
«Вкуснотища!» – воскликнул Гай.
«З-з-з!» – добавил Лайонел. «Ж-ж-ж!» – дружно отозвались Синебрюхи.
В это время пожилая Синебрюха сказала, что пришёл час вечернего песнопения; и был подан сигнал, и все Синебрюхи принялись дружно и согласно жужжать в весьма эффектной и звучной манере; мелодичные и вязкие звуки плыли над водами и эхом отдавались в беспокойных верхушках эфемерных выступов неопределённых и зелёных гор с безмятежной и болезненной учтивостью, присущей лишь истинной добродетели. Луна безбашенно сияла с усыпанного блёстками звёзд неба, а свет её заливал гладкие и блестящие бока, и крылья, и спинки Синебрюх особым и тривиальным великолепием, тогда как вся Природа весело откликалась на эти лазурные и бросающиеся в глаза обстоятельства.
Много лет спустя четыре маленьких путешественника вспоминали этот вечер, как один из счастливейших во всей своей жизни; и уже минула полночь, когда парус лодки был поднят Хитро-Ванглом, чайник и маслобойка помещены в надлежащее место, Киска разместилась у руля и каждый из детей нежно распрощался с Синебрюхами, которые все как одна спустились к кромке воды, дабы воочию видеть отбытие путешественников.
На прощание в знак уважения и признательности Вайолет сделала земной реверанс и воткнула одно из немногих уцелевших попугаичьих перьев в причёску приятнейшей из Синебрюх, тогда как Слингсби, Гай и Лайонел одарили их тремя маленькими коробочками, наполненными, соответственно, чёрными булавками, сушёными фигами и английской солью; вот так они покинули сей счастливый берег навсегда.
Переполненные эмоциями, четверо маленьких путешественников тотчас же запрыгнули в чайник и уснули без задних ног. Но ещё много часов вдоль всего берега были отчётливо слышны звуки сурово подавляемых рыданий и шуршание носовых платков, применяемых несметным множеством живых существ в попытке приглушения одновременных всхлипываний, печально плывшие вдоль плещущих волн, пока лодка всё дальше и дальше уходила от Земли Счастливых Бутылочных Мух-Синебрюх.
В продолжение нескольких дней после описываемых событий ничего примечательного не происходило, не считая того, что, когда путешественники проплывали вдоль низкой песчаной косы, они стали свидетелями необычного и ласкающего глаз зрелища, а именно: многие и многие Крабы и Раки – возможно, сотен шесть или семь – сидели у самой воды и не жалея сил распутывали огромный клубок бледно-розовой пряжи, которую они периодически увлажняли жидкостью, состоящей из смеси лавандовой воды и бело-винного негуса.
«Мы можем чем-нибудь помочь вам, о хрустящие Крабятушки?» – спросили четверо деток.
«Весьма вам признательны, – отвечали Крабы один за другим. – Мы пытаемся связать рукавички, да не знаем как».
На что Вайолет, которая была отлично знакома с искусством вязания рукавиц, сказала Крабам: «Ваши клешни отвинчиваются, или они вставлены намертво?»
«Они все отвинчиваются», – сказали Крабы и незамедлительно сложили большую кучу клешней к самой лодке, а Вайолет расчесала ими всю бледно-розовую шерсть и затем связала из неё самые прекрасные рукавички, какие только можно вообразить. Крабы, вернув и привернув свои клешни на место, бодро натянули рукавички на запястья и быстро удалились на задних ногах, распевая песни серебристыми голосами и в минорной тональности.
После этого четыре маленьких человечка продолжали плавание, пока не достигли обширнейшей равнины пугающих размеров, на которой поначалу вообще ничего не было обнаружено; но по мере продвижения путешественников вперёд на неопределённом, но значительном расстоянии возник некий объект, который при большем приближении и тщательном ощупывании показался кем-то в большом белом парике, сидящим в кресле, сделанном из бисквитов и устричных раковин. «Что-то это не очень похоже на человека», – сказала Вайолет с сомнением; и они так и не могли разобрать, что же это в действительности такое, пока Хитро-Вангл (которому доводилось уже бывать в кругосветках) не воскликнул нежно громким голосом: «Да это ж Кооперативная Цветная Капуста!»
