Можно сказать, что больше половины жизни (на момент написания этой книги ей был 31 год) Шарлотта была очень знаменита. Жизнь ее вряд ли можно назвать «нормальной», но счастье ли это? Именно в этом я и хотел разобраться. А Шарлотта оказалась достаточно любезна, чтобы помочь мне в моей работе. Начал я с, казалось бы, очевидного вопроса: хотела ли она быть знаменитой в двенадцать лет? Представляла ли она, что это такое?
– Нет, вовсе нет. Я знала, что хочу быть певицей, даже когда была совсем маленькой. Я собиралась поступать в университет, учиться музыке, может быть, стать оперной певицей. Но потом все случилось так, как случилось, и это оказалось чистое безумие. Нет, у меня даже времени не было, чтобы «хотеть».
О, интересная информация! Может ли известность сделать вас счастливым, если вы никогда не хотели стать знаменитым? Не означает ли это, что вы потеряли контроль над собственной жизнью? Если вы буквально за одну ночь стали суперзвездой, то загнать этого джинна назад в бутылку уже не удастся. Так что же означала известность для Шарлотты, если она не хотела и не собиралась становиться известной?
– Это было настоящее безумие, какая-то адская гонка. Первый год все было прекрасно, замечательно и удивительно. Но восторг у меня вызывала не слава, а возможности, которые передо мной открылись – путешествия, общение со знаменитостями… с другими знаменитостями. Я завела блокнот для автографов и принялась собирать автографы известных людей – например, Джоан Коллинз. Это было для меня чем-то совершенно новым.
Таким образом, жизнь знаменитости сделала Шарлотту счастливой, но преимущественно косвенным образом. Гораздо больше счастья принесли ей не сама слава, а ее последствия. Это подводит нас к теме реалити-шоу на телевидении. Если учесть все, о чем говорилось в этой главе, становится ясно, что такие программы несут глубокий смысл. Они доставляют прямое и постоянное удовлетворение тем клеткам мозга, которые питаются сплетнями и нуждаются в связях с другими людьми. Однажды я смотрел документальный фильм о классическом реалити-шоу «Большой брат». Авторы беседовали с теми, кому не удалось стать участником проекта. Молодая женщина хотела попасть на телевидение, потому что «знала», что когда-нибудь обязательно станет знаменитой. Вот только обосновать, почему это должно произойти, она не могла. Она не была актрисой, не создала ничего особенного. Она просто жила – и считала, что этого вполне достаточно.
Реалити-шоу действительно открывают возможность прославиться кому угодно безо всяких на то оснований. Но эта женщина дает нам интересный контрапункт к истории Шарлотты. Вспомните все, что мы в прошлой главе говорили о честолюбии и мотивации, об образе «должном» и «идеальном». Сознательное стремление к славе – это формирование в мозге образа идеального «я». Такой образ ставит перед нами цель, к которой можно стремиться и с которой можно сравнивать свое реальное «я». Но славу очень трудно измерить. Рост, вес, состояние – все это можно точно определить. Но как определить степень известности? Это гораздо более расплывчатое и субъективное качество
[31]. Если вы ставите перед собой цель стать знаменитым, вам будет очень трудно оценить, насколько вы приблизились к ее осуществлению, особенно если вы не представляете себе, каково это – быть известным. Большинство людей зарабатывает деньги, поэтому они понимают, что такое богатство. Но слава? Измерить ее гораздо труднее. В результате люди, которые хотят достичь некоего неопределенного уровня славы, не могут оценить свой прогресс, и их самооценка связана с неудачами и неопределенностью. Подобные вещи не делают человека счастливым.
А если вы стали знаменитым, даже не планируя (то есть не имея конкретной активной цели), то нельзя ли сравнить это с выигрышем в лотерею? По крайней мере, ваш мозг оценивает это состояние именно так – в плане награды и удовольствия. Вы получаете все психологические преимущества любви миллионов людей и при этом не терзаетесь муками самооценки. По крайней мере, теоретически это выглядит именно так.
Но одно дело – абстрактно знать, что ты нравишься людям, и совершенно другое – взаимодействовать с ними напрямую. И об этом говорила Шарлотта.
– Поначалу все было хорошо. Но когда я стала старше, это оказалось… неприятно. Многие очень нервничали, даже боялись со мной встречаться. Были и такие, кто считал меня настоящим ангелом.
Эти слова открывают нам еще одну странную грань славы и ее влияния на счастье человека. Да, наверное, приятно, когда тысячи незнакомых людей тебя любят. Но, как мы уже знаем, мозг жаждет социальных взаимодействий, реального общения, которое приносит ему пользу. Если вы настолько знамениты, что другим трудно общаться с вами, ситуация далека от идеала. Почему же людям так трудно разговаривать со знаменитостями? Мы уже говорили, как болезненно мозг воспринимает даже малейшее социальное неприятие. Мы прикладываем все усилия, чтобы его избежать. Представьте же, что вас отвергает тот, кто вам по-настоящему нравится, кого считают достойным уважения многие другие люди. Такая возможность для многих совершенно невыносима. Для системы обнаружения угроз подобная ситуация равносильна попытке жонглирования гранатой с выдернутой чекой. Неудивительно, что при встрече со знаменитым человеком люди нервничают, а их мозг, стремясь свести риск к минимуму, отчаянно старается не дать им сказать что-то неуместное. В конце концов общение сводится к невнятным восклицаниям, междометиям и неуклюжим жестам.
Надо заметить, что этот процесс столь же болезнен и для знаменитости. К нам за столиком присоединилась подруга Шарлотты, актриса и певица Кэрис Элери. Кэрис рассказала о своей встрече с Рисом Ивансом на пике его славы после выхода фильма «Ноттинг-Хилл». Ему пришлось чуть ли не полчаса пробираться через комнату, чтобы попасть в туалет. Многие люди чрезвычайно уверены в себе и без колебаний обращаются к известному человеку, полагая, что выгода знакомства с ним перевешивает риск социального неприятия.
Если такое происходит постоянно, то мозг испытывает явную перегрузку. Во второй главе я рассказывал, что человеку нужно и общество, и уединение. Эти вроде бы противоречащие друг другу потребности обоснованны, потому что социальные взаимодействия, сколь бы приятными и необходимыми они ни были, требуют от мозга усилий и энергии, а в уединении он может отдохнуть и восстановиться. Но это еще не все.
В этой главе мы говорили о связи между средним размером социальной группы, размером мозга и интеллектом. Большинство исследований подтверждает такую связь. Британский антрополог Робин Данбар предложил даже гипотезу социального мозга. Среди его открытий есть и «число Данбара», то есть теоретическое максимальное количество стабильных социальных отношений, которые в состоянии поддерживать наш мозг
{203}. Мы знаем, что такие отношения требуют определенных усилий мозга, и показатель этот конечен. Данбар установил, что максимальное количество связей для человека – 150. Хотя многие это число оспаривают и все действительно не так просто, но никто не будет возражать, что существует предел возможностей мозга – мы в состоянии съесть лишь определенное количество пищи; все, что сверх, будет для нас вредно.
