Похоже, Бобби Болл был прав, говоря, что невозможно смеяться и грустить одновременно (если, конечно, речь не идет о недюшеновом смехе). Но только в один отдельно взятый момент. Смех и связанные с ним внутренние процессы действительно подавляют или блокируют другие, более негативные эмоции
{320}. И все же ощущение это довольно преходящее. Юмор рождается из распознавания некоего несоответствия или «неправильности». Но чтобы это ощутить, должна существовать какая-то норма, правило или ожидание, которое может быть «нарушено». Смех способен играть важную социальную роль, но роль эта стимулирующая и укрепляющая. Смех скорее укрепляет социальные узы, чем создает их (хотя это правило не следует считать абсолютным).
Смех и юмор не могут существовать в изоляции. Они возникают в ответ на что-то, основаны на чем-то. В счастье они выполняют ту же функцию, что специи и приправы в блюде. Правильно подобранное количество специй украшает блюдо и даже способно спасти безнадежно испорченное. То же самое происходит со смехом и юмором: они делают приятную ситуацию еще более приятной, неприятную – приемлемой. Мы даже чувствуем себя счастливыми, хотя все вокруг идет кувырком.
Может быть, нам нужна другая кулинарная метафора? Может быть, юмор и смех – это вишенка на торте счастья? Тогда счастье, построенное только на смехе и юморе, подобно вишенке без торта. Выглядит она красиво, о торте напоминает и на вкус хороша, но удовлетворения совсем не приносит. А стоит перегнуть палку с юмором и смехом, и они становятся неприятными и полностью лишают нас ощущения счастья. Поскольку юмор целиком зависит от ощущения несоответствия, субъективности, непредсказуемости и неожиданности, то любые попытки его формализовать, определить правила и структуру, придать надежность и управляемость лишают его важнейших качеств. И как все это может сделать нас счастливыми?
Лучше всего об этом рассказал Ян. Их с партнером пригласили в отдел комедий ВВС, чтобы они помогли писать шутки для нового телевизионного шоу.
– Поначалу мы страшно обрадовались. Нас позвали в офис, где когда-то снимали шоу Френча и Сондерс. Мы были страшно горды, взяли с собой фотографии со всеми нашими премиями. Потом спохватились, что нам все же нужно работать, и сели писать шутки. Мы написали очень много, и это нас страшно веселило. Не думаю, что наши шутки были использованы, но нам они нравились. Мы хохотали и хохотали, и тут известный комик, который возглавлял программу, заглянул в комнату и сказал: «Парни, не могли бы вы вести себя потише? Мы здесь все-таки работаем!» И тогда я понял, что мы находимся в центре отдела комедий ВВС: люди здесь должны вести себя тихо, чтобы иметь возможность слышать смех на самых окраинах Лондона!
Прекрасно сказано, на мой взгляд. Если уделяешь слишком много времени и внимания юмору и комедии, если это становится главной целью твоей жизни, то в конце концов наступает момент, когда начинаешь хмуриться при звуке смеха.
Ну разве это не смешно?
Глава 7
Темная сторона счастья
Когда-то я был чирлидером. Конечно, тогда я был еще подростком, а не лысеющим нейробиологом за тридцать. Мои родители проводили благотворительное мероприятие в стиле Всемирной федерации реслинга
[48], а я был одним из чирлидеров «плохих парней». Зрелище было удручающее: упитанный тинейджер в золотом парике и черной юбочке, размахивающий помпонами… Ужасно.
Я редко вспоминаю о своем провале на поприще чирлидинга – лишь иногда просыпаюсь с криками и в холодном поту. Это не соответствует моему сегодняшнему имиджу, поэтому редко всплывает в памяти. Но я рассказываю об этом, потому что у всех нас в прошлом есть странные, порой весьма неприятные события, которых лучше бы не было. Мозг позволяет нам подавлять эти воспоминания или принижать их значимость, чтобы сохранить состояние счастья. Обычно это правильно: чрезмерная сосредоточенность на промахах и ошибках лишает нас уверенности в своем благополучии, что является главным симптомом клинической депрессии
{321}. С другой стороны, постоянное игнорирование и отбрасывание плохой, вредной или нелестной информации грозит повести нас ложным, даже нечестным путем. Мое исследование дошло до этой точки, и я начал беспокоиться о том, что сам частенько веду себя подобным образом.
Надо сказать, что я многое не включил в предыдущие главы. Шарлотту Черч буквально преследовали английские таблоиды, когда ее популярность была на пике. Девушка в Сети общалась с мужчинами, которые приходили в безумную ярость, когда им говорили, что «женщины не обязаны заниматься с ними сексом». Люси Блаттер рассказывала мне о нелепо мелком соперничестве между элитами Нью-Йорка. Профессор Чемберс упоминал о чем-то подобном в мире нейробиологии. Яну Болдсворту приходилось постоянно иметь дело с грубыми, наглыми и нетерпимыми слушателями. И так далее, и тому подобное… В оправдание скажу: если бы я включил в эту книгу все, что узнал и услышал о счастье и мозге, то рядом с моим трудом «Игра престолов» показалась бы жалким буклетом. Естественно, кое-что пришлось опустить. Я писал книгу о счастье, поэтому не хотел упоминать все негативное или неприятное. Не это было моей целью, поэтому при любой возможности я старался избежать негатива. Но постепенно мне стало ясно, что в моей книге человечество предстает сборищем работяг, стремящихся к безопасности и мечтающих о романтике, а также умеренных гедонистов, которым нужно, чтобы их любили и принимали несмотря ни на что.
Но ведь это неправда, верно? Люди часто бывают просто ужасны. Порой они добиваются счастья, совершая неприятные, опасные или откровенно грязные поступки. Что же с ними происходит? Почему мозг заставляет нас получать удовольствие и награду от неприятных вещей? И тут я с огорчением понял, что для полной и откровенной картины восприятия счастья человеческим мозгом мне нужно хоть как-то ответить на этот вопрос. Я должен пройти весь путь Энекена Скайуокера и принять темную сторону.
Ты говоришь: «картошка»…
Неприятное – это «вызывающее дискомфорт, несчастье или отвращение». Логически рассуждая, мы не можем быть счастливы, испытывая что-то неприятное. Но почему многие все равно наслаждаются такими вещами? Часто ответ прост: это не то, что с нами происходит. Оценка плохого и неприятного бывает очень субъективной. Типичный пример – предпочтения в пище. Одна мысль о каком-то блюде вызывает у вас тошноту, а другой не мыслит без него жизни. Устрицы, сыр с голубой плесенью, язык, марципан – многие продукты находятся на грани, отделяющей деликатес от тошнотворной гадости. С какой стороны от этой грани они окажутся, целиком зависит от ваших личных вкусов. И это неудивительно
{322}. Вкусы могут различаться не только у разных людей, но и в разных ситуациях у одного и того же человека. Давление воздуха влияет на восприятие вкуса (вот почему еда в самолетах постоянно становится предметом насмешек). Вкус меняется во время беременности и при других гормональных и химических изменениях в организме. На вкус влияет возраст. Он изменяется, даже когда во время еды вы чувствуете какой-то запах или что-то видите. Первый кусочек мы съедаем глазами.
