Что все это нам дает? Если мы не понимаем, что другой человек встревожен, то нам не приходит в голову связать его тревогу с нашими действиями. Когда мы по-настоящему счастливы, нам труднее понять, что другой человек несчастлив, даже если он несчастлив по нашей вине. Такие фразы, как «Да он не против» или «Разве он не понимает, что это просто шутка?», давно стали обыденностью. Именно так мы говорим о разозленных или расстроенных жертвах своих эгоистических поступков. Это также объясняет, почему люди, которые весело провели вечер в ресторане, злятся на бездомных, просящих милостыню (я не раз такое видел). Они счастливы и просто не в состоянии понять, в каком отчаянном положении находятся те, кому приходится просить деньги у незнакомых людей. Они воспринимают таких попрошаек как раздражающий фактор. Нищие вызывают у них раздражение и враждебность, а не симпатию. Это несправедливо и совсем уж не хорошо. Мы в состоянии противостоять такому восприятию (всегда можно быть внимательным к людям, которым гораздо хуже, чем тебе), но у него есть неврологические объяснения.
Наш мозг научился поддерживать социальную гармонию и счастье разными путями. Пути эти регулярно нарушаются и ведут к обратной реакции. Так, например, мозг внутренне стремится к справедливости. Когда мы справедливо относимся к окружающим, в нем активизируется система вознаграждения, как в те моменты, когда мы едим шоколад или получаем деньги
{353}. Восприятие несправедливости ведет к значительному повышению активности нашего старого знакомца, полосатого тела, которое отвечает за социальное принятие и одобрение
{354}. Желание справедливости и удовольствие от нее – это большое преимущество для любого социального существа. Однако, хотя это прекрасно работает в небольшой группе, которая делит собранные ягоды или мясо убитого мамонта, в большом и сложном современном обществе ситуация меняется. Мы не видим, что происходит в сложной паутине инфраструктуры или за закрытыми дверями, и оперируем лишь ограниченной информацией. В результате мы обнаруживаем несправедливость там, где ее нет. Люди часто осуждают тех, кто получает финансовую помощь или поддержку от правительства. Они просто не понимают, какую тяжелую борьбу за выживание ведут нуждающиеся в помощи. Им кажется, что деньги раздают просто так – их деньги, которые забрали у них в виде налогов и т. п. Это несправедливо! В такой обстановке гораздо труднее сочувствовать тем, кому хуже, чем вам. Подобный настрой не способствует установлению государственной справедливости.
Существует также «гипотеза справедливого мира», которая описывает распространенное убеждение в том, что мир вовсе не случаен и хаотичен, а справедлив и честен. Добрые дела в нем вознаграждаются, а дурные – наказываются. Учитывая, что человеческий мозг испытывает врожденное стремление к справедливости и всегда ожидает лучшего, подобная вера вполне обоснованна. Судя по научным данным, за нее отвечают островок и соматосенсорная кора – по крайней мере, в определенной степени
{355}. Это показывает, что вера в справедливость может быть врожденным качеством человеческого мозга. Как и оптимизм, она потенциально полезна. Веря в то, что добрые дела вознаграждаются, а усилия будут замечены и одобрены, мы с еще большим энтузиазмом устремляемся к долгосрочным целям.
Проблема заключается в том, что мир вовсе не справедлив. С хорошими людьми случаются плохие вещи, причем безо всякой причины, а ужасные люди постоянно срывают главный куш. Из-за этого в нашей душе возникает диссонанс. Мы верим, что мир справедлив, но вид невинной жертвы сексуального насилия или безумного богатства злобного и аморального человека кардинально противоречит этому убеждению. Для разрешения этого диссонанса у нас есть два способа: либо полностью изменить систему своих ценностей, поставив под сомнение саму природу восприятия мира и врожденные наклонности мозга, либо поверить в то, что это справедливо! Именно так мы часто и поступаем – чисто инстинктивно. Женщину изнасиловали? Она сама напросилась! Зачем она так провокационно оделась?! Злобный миллионер? Он много работает, мир суров, он дает рабочие места множеству людей, поэтому ему можно простить несколько убийств и сожженный приют для сирот! И так далее и тому подобное.
Такое поведение очень характерно
{356}. Мы приписываем несчастья других людей их некомпетентности или неправильным решениям. Когда же нечто подобное происходит с нами, во всем виноваты обстоятельства: нам просто не повезло. Чем больше общего у другого человека с нами, тем активнее этот подход. Если жертвы голода или извержения вулкана погибают в далекой стране, мы просто считаем их невинными жертвами. Но если эти люди похожи на вас, вам становится труднее дистанцироваться от их несчастья. Вы понимаете, что вас может постигнуть та же судьба. Чтобы избавиться от тревоги и страха, порожденных таким осознанием, вы начинаете считать этих людей идиотами, которые сами во всем виноваты. А вам не нужно беспокоиться: вы же не идиот и с вами такого не случится.
Наш мозг обладает всеми качествами и механизмами, которые помогают нам быть дружелюбными с окружающими, сохранять оптимизм и мотивацию. Возможно, в первобытные времена этого было достаточно для счастья. Но в современном мире события и факторы часто складываются так, что врожденное стремление к справедливости и оптимистичный настрой оказываются контрпродуктивными, а мы причиняем вред другим, порой даже не желая этого.
Да, в основном нас окружают добрые и милые люди. Но не следует забывать: многие сознательно приносят зло своим ближним. Потому что им это нравится и делает их счастливыми. Почему?
Я счастливее тебя!
Однажды на меня попытался напасть незнакомый парень. Мне было 18 лет, я только что поступил в университет. Вместе с соседями по общежитию мы зашли в кебабную после вечера, проведенного в пабе. Я невольно покосился на шумную компанию, сидевшую напротив. Один из парней заметил мой взгляд, разозлился и по пьянке стал требовать, чтобы мы вышли и выяснили отношения на кулаках. К счастью, я так растерялся, что лишь смотрел на него, пытаясь понять, что ему нужно. Он воспринял мое поведение как уверенность в своих силах, отступил и вернулся к своим чипсам. Но с того вечера и до сегодняшнего дня я часто думаю: чего он добивался? Неужели драка с посторонним человеком была для него столь желанна и привлекательна?
