Всякий раз, когда рынок достигает очередного максимума, появляются разного рода эксперты, писатели и прочие известные люди, у которых уже наготове объяснения оптимистических настроений, наблюдаемых на рынке. Журналисты не всегда могут правильно истолковать происходящее и предполагают иногда, что сказанное сильными мира сего как раз и вызывает изменения на рынке. И хотя знаменитости действительно могут влиять на рынки, часто их высказывания просто следуют за движением рынка. Однако идеи о начале «новой эры», продвигаемые ими, являются частью процесса, который поддерживает и даже усиливает бум, т. е. частью механизма обратной связи, который, как мы убедились, способствует возникновению спекулятивных пузырей.
Защитник идей рациональности рынков, возможно, скажет, что, даже если дискуссии вокруг темы «новой эры» действительно являются причиной бума, из этого не следует, что новости о подобных дискуссиях должны способствовать разрастанию бума. С технической точки зрения, конечно, возможно, что подобные обсуждения подстегивают такие бумы (несмотря на тот факт, что большинство дискуссий о новой экономике в СМИ, похоже, совпали с началом бума на фондовом рынке или же начались с его окончания). Новостные СМИ, видимо, даже слишком поздно обратили внимание на подобные обсуждения.
Но такие доводы в защиту рациональности рынков выглядят не очень убедительно, если мы посмотрим на то, что волновало частных инвесторов. Их заинтересованность в поиске аргументированных причин того, что ждет корпоративный сектор в будущем, была настолько мала, что вряд ли кто-то втайне думал о наступлении «новой эры» с точки зрения объемов корпоративных прибылей, без привязки к росту курсов акций в прошлом.
Оказывается, большинство людей не интересуют долгосрочные прогнозы относительно агрегированных показателей экономического роста. Согласно экономической теории, они должны, возможно, интересоваться, если ведут себя рационально. Но в действительности для них это слишком абстрактно, скучно и сложно. Общество интересуют будущие технологии, к примеру, какими удивительными возможностями будут обладать компьютеры, а не определение доходов американских корпораций в ближайшие годы. Сомневаюсь, что многие сегодня могут правильно оценить совокупную прибыль американских корпораций с точностью до порядка величин. Вряд ли им интересно прогнозировать, насколько изменятся эти показатели прибыли.
Как показывает история, временами в обществе живут невидимые силы, которые не проявляются ни в СМИ, ни в дискуссиях, пока не происходит какое-то значимое событие. Но подобные течения в общественном мнении обычно связаны с наивными теориями, в основе которых лежат личные наблюдения или необоснованные предубеждения в отношении меньшинств или иностранных государств. У общества нет каких-либо потаенных мыслей о темпах экономического роста
{149}.
Большинство людей считает, что фондовый рынок реагирует на новые экономические теории. На самом деле оказывается, что фондовый рынок часто сам создает новые экономические теории благодаря журналистам, старающимся объяснить изменения курса ценных бумаг. Ситуация напоминает спиритический сеанс, участники которого пытаются интерпретировать движения своих дрожащих рук и перевести все в предсказания. Или фондовый рынок рассматривается как некий оракул, делающий таинственные и бессмысленные заявления, которые мы затем просим интерпретировать нашими гуру, ошибочно наделяя их слова силой.
В этой главе я проанализирую идеи «новой экономической эры», связанные с предыдущими бумами на фондовом рынке и рынке недвижимости США. Также я расскажу о том, что волновало общество после наступления «новой эры». Мною будут использованы самые последние примеры, являющиеся прямым доказательством того, о чем думают люди и что их беспокоит в первую очередь.
Оптимизм 1901 г.: пик XX в.
Как уже говорилось в главе 1, первый из трех главных пиков коэффициента цена-прибыль, начиная с 1881 г., случился в июне 1901 г., на заре XX в. За год фондовый рынок значительно вырос, и в середине 1901 г. наблюдатели заговорили о настоящей спекулятивной лихорадке: «Вспышка спекулятивных настроений в апреле 1901 г. представляет собой нечто, что вряд ли можно сравнить с другими примерами спекулятивной мании… Газеты были полны историй о том, как официанты отелей, офисные клерки, даже привратники и портные заработали на спекуляциях большие деньги. Можно представить, как это влияло на общество»
{150}.
С наступлением нового века с января 1901 г. усилились разговоры о будущем и ожидаемом техническом прогрессе: «Трамваи будут развивать скорость 150 миль в час… издатели газет будут только нажимать кнопки, а все остальное за них будут делать машины… продавцов в больших магазинах заменят фонографы, а автоматическая рука будет давать сдачу»
{151}. Гульельмо Маркони в 1901 г. осуществил первую трансатлантическую передачу радиосигнала, и начали ходить слухи о скорой организации радиосвязи с Марсом.
На Панамериканской выставке в Буффало (штат Нью-Йорк), проходившей с 1 мая по 1 ноября 1901 г., акцент был сделан на высоких технологиях. Ее центральным экспонатом была 375-футовая электрическая башня, освещенная 44 000 лампочек, электричество к которым поступало с генераторов, установленных на Ниагарском водопаде. Башня поражала воображение, и посетители были ею «просто очарованы»
{152}. Электрический дом представлял собой собрание всех чудес электричества. Здесь были и прототип современного факсимильного аппарата – машина, передающая изображения по проводам; и телеавтограф – машина, способная передавать образец подписи на большие расстояния (прототип устройства верификации подписи владельца кредитной карты). На выставке предлагали даже совершить импровизированное путешествие на Луну на одноименном воздушном корабле: посетитель мог прогуляться по лунным улицам и магазинам.
В каком-то смысле в 1901 г. казалось, что эпоха высоких технологий, компьютеров, космических полетов вот-вот наступит, несмотря на то что описания идей отличались от того, что мы видим сегодня. Люди были настроены оптимистично, и первое десятилетие XX в. принято называть «эпохой оптимизма», «эпохой уверенности» или «эрой самоуверенности». Настроения тогда и сегодня, спустя век, примерно схожи. Учитывая, как активно эксплуатируют современные СМИ такие темы, как годовщины и наступления знаковых событий, а также склонность людей рассматривать их как нечто символичное – начало чего-то нового, связывая с ними явно завышенные надежды и ожидания, наступление нового века может считаться чем-то оптимистичным. Пример 1901 г. показывает, что оптимизм смены веков, который мы испытываем сегодня, может растянуться на долгие годы, по крайней мере в каком-то виде, при условии, что на него не слишком давят негативные последствия событий мирового масштаба.
