— Вы тоже носили такой плащ? Вы были среди людей Николауса? — выдохнул догадку Константин.
Вольфганг Франц, поднявшись, подошёл вплотную к не смеющему отстранить его Рудольфио и заглянул тому в глаза.
— Я не помню тебя, брат. Но разве можно упомнить несколько тысяч грязных, исхудавших малолеток? Полагаю, ты мог идти с нами хоть от самого Кёльна, возможно, мы сто раз разговаривали с тобой, но... чёрт возьми, я не помню твою рожу.
— В лагере Николауса белая одежда была только у него самого и апостолов, — авторитетно заявила Анна.
Оруженосец подтвердил её слова кивком:
— Правильно. Ты не жил в белом шатре, не носил имя апостола, этих ребят я помню так, словно расстался с ними вчера.
Все сгрудились вокруг Рудольфио, пристально изучая его.
— Сознайся, тебя ведь не случайно прислали наблюдать за нами? Скажи, когда ты присоединился к походу? Возможно, тогда я бы вспомнил тебя.
— Не вспомнил бы, — каждое слово давалось Рудольфио с таким трудом, словно старики держали его за горло. Впрочем, что ему грозило? Двое пьяниц, один из которых к тому же увечный, странная девочка, умеющая проникать в прошлое, и мальчишка, знающий только свои перья и чернила? За стеной в тайной комнате дежурил писарь, и, возможно, он уже побежал за помощью. — Я присоединился ко второй колонне недалеко от Марселя. Сначала хотел встретить ребят Стефана, а потом, когда через моё селение прошли дети под водительством Петра, решил догнать их, благо это выходило ближе. Мне же какая разница, я шёл за море, где Бог...
— Стало быть, апостол Пётр — это сын канцлера, как его, Ганс фон Пальяра и есть, — догадался Константин.
— Ну да. Вокруг Николауса были только дети королей, принцев или по крайней мере герцогов. И этот монах, что был с Николаусом, тоже говорил о королевской крови...
— В каждом лагере был свой белый шатёр, и в нём по двенадцать апостолов, и ведущий их пророк. У нас — Николаус. У второй немецкой колонны — Пётр. Французы шли под водительством Стефана, — кивнул оруженосец. — Все три лагеря были сделаны по единому образцу. Всех сопровождали монахи-францисканцы или доминиканцы, они же по большей части сочиняли гимны и следили за тем, чтобы мы не сбились с маршрута и, главное, перебрались через Альпы. Тоже, доложу вам, местечко!
Фридриха через Альпы переводил лично епископ Трента Федерико Ванги
[96], он отлично знал эти места, так как был заядлым охотником. Позже, когда мы с Николаусом снова штурмовали проклятые горы, епископ пришёл к нам на помощь. Полагаю, он явился по просьбе Фридриха, дабы выручить нас из беды.
— А вы видели сына канцлера? Вы тоже были апостолом? — перебив оруженосца, спросила Анна у Рудольфио.
— Как не видеть? — смутился Рудольфио. — Много раз видел. Только я ведь не королевской крови, кто пустил бы меня в белый шатёр?
— А ты попал к работорговцам? Тебя клеймили? А ну, покаж! — оруженосец ловко схватил несопротивляющегося Рудольфио за ворот и рванул его так, что ткань затрещала.
Тот попытался оттолкнуть старика, но вместе они только порвали сюрко.
— Где клеймо? Обманщик! Покажи своё клеймо!
Наконец Рудольфио сумел оттолкнуть наглого оруженосца, и тот грохнулся бы на пол, не подхвати его Константин.
— Нет клейма, свёл я его. Приложил раскалённую железку, и... Вот только ожог и остался. К чему мне клеймо? Как бы я потом людям в глаза смотрел с клеймом-то?!
— А я своё срезал, — улыбнулся во весь рот оруженосец. — Не сам, врать не буду, но, ты меня понимаешь: чтобы при императорском дворе да с тавром... Ты уж прости меня, брат, что усомнился. Подумал, может, местный хозяин специально тебя приставил, чтобы ты следил за нами и всё ему докладывал.
— Так и есть. — Рудольфио попытался было связать концы порванной рубашки, да ничего не получилось.
— Ну, не совсем так. Одно дело, если бы ты вот сидел здесь и слушал, а совсем другое, коли мы тебя за своего приняли и с тобою обо всём шептались, тайны свои рассказывали.
— Какие у тебя тайны? — изумился, в свою очередь, трубадур. — Как ты молодым к девкам в окна лазил? Или как с похмелья в канаве с отбросами очнулся? Если ты о таких тайнах — то я не в обиде. Чем каждый вечер это слушать, лучше уж я такую честь теперь господину Рудольфио уступлю. Тем более что, по всему выходит, что вы с ним теперь крестоносцы — считай, братья. Даром что он (уж прости, дружище!) моложе тебя выглядит.
— Ладно, тайны я в другой раз послушаю. А вот ежели вы, господа хорошие, сегодня ничего для летописи не надиктуете, Спрут вас просто кормить не станет, и я ничем не помогу.
Однако работа не шла: все невольно то и дело возвращались от жизнеописания Фридриха к тому самому походу. В результате к обеду не родилось больше ни строчки, о чём Рудольфио был вынужден доложить сеньору. Тот почему-то не только не отменил трапезу, но и велел Анне отдохнуть перед следующим гаданием, а Рудольфио — сообщить остальным, что-де, господин сильно торопился и не успел выслушать доклада о работе, отчего и распорядился никого не наказывать.
Обрадованные новостью трубадур и оруженосец тут же уселись за стол, пообещав после обеда уже не отвлекаться, а вспомнить и написать вдвое против обычного.
Глава 28
КОРОЛЬ ГЕНРИХ
— Увлёкшись рассказами об императоре Фридрихе, мы тем не менее не должны забывать о его детях и наследниках, — начал Фогельвейде, едва вся компания вернулась в Гобеленовый зал после дневного отдыха.
— Из всех деток нашего императора, я принципиально не стал бы упоминать его первенца, — поёжился Вольфганг Франц. — Кто же мог предположить, что у добрейшей и мудрейшей из женщин Констанции Арагонской и нашего возлюбленного императора может получиться этакая мразь?!
— Независимо от вашего нелестного мнения, мы не вправе не упомянуть в нашей летописи первенца Фридриха, — мягко остановил гневную тираду трубадур. — Мудрого, доброго, благородного и несчастного короля Генриха VII. Не берусь пересчитать всех бастардов Фридриха и правильно назвать их матерей, что же до законных детей... Впрочем, полагаю, ты наслушался песен, в которых Генрих VII выводился не иначе как подлый крысёныш, покушавшийся и на отцовское наследство и на его жизнь? Но ведь это всего лишь песни. А каким на самом деле был первенец нашего императора? Как знать. Полагаю, если бы хозяин наш пожелал, он мог бы отыскать несколько десятков свидетелей жизни и подвигов этого короля, каждый из которых сейчас бил бы себя в грудь и клялся всеми святыми в непогрешимости сеньора.
— Можно подумать, ты был среди них, — хмыкнул оруженосец.
— Не был. Но, находясь подле особы императора, слушал не одни только наветы. И могу сказать, что король Генрих, которому Фридрих доверил престол Германии перед своим крестовым походом, сумел без помощи отца раскрыть заговор против себя, после чего, возглавив верных ему швабских рыцарей, обрушился на Баварию, не ожидающую такого наскока. В результате, его конкурент на германский престол вельф Оттон Люнебургский
[97] и находящийся у Оттона в то время папский легат были захвачены врасплох. Да так результативно, что наложивший от страха в штаны вельф только и успел, что выпустить из города легата, а сам пал в ноги юному Генриху, умоляя простить его и принять своего старшего сына в заложники вечного мира.
