— Неужели посмел?! — Вольфганг Франс отвернулся, силясь скрыть непрошеную улыбку.
— Фридрих знал, чем угрожать кардиналам и Папе как раз потому, что уже использовал этот рычаг давления, возможно, и не один раз, — Фогельвейде выглядел задумчивым.
— Помню, ходили какие-то слухи, но... — оруженосец развёл руками.
— Но вы не опускались до уровня слухов и сплетен, — закончил за него Гансало. — В общем, складывается впечатление, будто бы Фридрих сам взялся уговаривать неуступчивого Папу отлучить его от Церкви.
— Не знаю, право, что заставило Фридриха идти на неприкрытый конфликт, но булла об отлучении императора была зачитана Папой Григорием IX в Вербное воскресенье 1239 года. Приблизительно в то же время он называет францисканцев язычниками и отбирает пост магистра у друга и последователя святого Франциска — Элиаса Кортона. — Фогельвейде был в ударе. — Фридрих же принимает у себя бежавшего от папской мести опального магистра, после чего снова обращается к кардиналам, требуя, чтобы те, пользуясь своими правами, созвали общий собор из духовных и светских князей, дабы переизбрать Папу.
В ответ на это Его Святейшество провозглашает Фридриха антихристом: «Поднялся из моря лютый зверь, исполненный кощунства, с медвежьими лапами и львиной пастью... Железными когтями и зубами он стремится всё погрызть, лапами — попрать весь мир и разбить стену католической веры... Слушайте и удивляйтесь: меч несправедливости обнажён против Нас, он уже занесён в стремлении уничтожить имя Господне с лица земли! ...Дабы истинной правдой противостоять его лжи и суметь опровергнуть его обман чистыми доказательствами, узрите того, кто спрятан под личиной чудовища — Фридрих, так называемый император».
Узнав о произошедшем, император, в свою очередь, проклинает Папу, открывая миру страшную тайну: на самом деле именно он, Григорий IX, и является истинным антихристом: «...тот, кто восседает на кафедре ошибочной догмы, фарисей, помазанный маслом злобы на своих товарищей, римский первосвященник нашего времени, желает сделать бессмысленным то, что в подражание небесному порядку спущено вниз... Ведь он-то, кто является Папой лишь по имени, написал, будто Мы — чудовище, поднявшееся из моря, исполненное кощунства, пестро раскрашенное наподобие леопарда. А мы утверждаем — именно он и есть чудовище, о котором написано: и вышел другой конь, красный, из моря, и тот, кто на нём сидел, отнял мир у земли, так что живущие душили друг друга... Это он — огромный дракон, совращающий весь мир, антихрист, предтечу которого он из Нас сделал; а также новый Валаам, нанятый за деньги, дабы проклясть Нас; князь из князей тьмы, злоупотребляющий пророчествами; тот ангел, выскочивший из преисподней, чья чаша преисполнена горечи, вредоносной для моря и суши».
Далее обе враждующие стороны занялись подготовкой к войне. Первым делом Фридрих закрыл границы материковой части Сицилии, где чувствовал себя в наибольшей безопасности, так что никто не мог войти или выйти без его личного дозволения. В считанные дни из королевства были выдворены все представители нищенствующих орденов, благодаря которым Папа обычно получал нужные ему сведения и обменивался корреспонденцией со своими союзниками. Тут же произошла смена епископов в тридцати пяти епископатах Сицилии, новые должности обрели друзья и союзники императора. Так что, несмотря на интердикт, церкви не закрывались, мессы служились, никто не запрещал венчать или хоронить, в общем, внешне всё шло, как и должно. Кроме того, был выбран патриарх королевства, которое вышло из-под власти Папы; им стал личный друг императора — архиепископ Берард Палермский, тот самый, что открыл перед юным королём ворота Юбелингене. В стране ужесточились налоги, все деньги шли на вооружение императорского войска, укрепление приграничных крепостей и развитие флота.
Германия так же отказалась принимать во внимание анафему на своего императора. На синоде, собранном королём Конрадом 2 июня 1239 года в Майнце, решили не оповещать германские земли об отлучении императора, дабы не сеять паники. А зимой 15 городов отправили свои войска в Италию, ему на помощь.
Но едва рыцари и солдаты Германии перебрались через Альпы, как пославшие их города тоже подверглись отлучению от Церкви. После этого удара имперские князья образовали два лагеря. Одни призывали заключить мир с Папой, другие всецело поддерживали идею войны. Теперь ситуация могла разрешиться в одном из двух направлений: либо Фридрих раз и навсегда оставит попытки покушаться на папское государство, либо сметёт с лица земли Папу с его Святым престолом.
Ещё можно было договориться, но Фридрих всерьёз взялся за защищающую Папу Ломбардскую лигу, кроме того, он поклялся отобрать у Его Святейшества герцогство Сполего и Анкону. Уже в январе 1240 года генеральный легат Италии, Энцио, ворвался во главе императорских войск в Сполето. А в это самое время сам отлучённый от Церкви император лично читал верующим проповедь с кафедры пизанского собора! После чего в городах Витербо, Фолиньо и Тиволи герольды возвестили...
В этот момент порыв ветра распахнул окна и двери замка «Грех», впуская ликующие трубные звуки, звучащие, казалось, отовсюду: «Готовьте дорогу Господу и мостите ему путь! Открывайте засовы ваших ворот! Ваш император грядёт, жестокий для бунтовщиков и мягкий к вам, при чьём взгляде должны успокоиться все духи, так долго мучившие вас».
— Ну всё! Началось! — с восторгом наблюдая за кружащейся по залу Анной, Рудольфио пытался обнаружить невидимых трубачей, но пока никто не появлялся.
— Города и деревни встречали императора радостными криками. Защищённые крепости открывали перед ним свои врата и опускали подвесные мосты, накрывая столы для его огромного войска, — Фогельвейде говорил всё громче, норовя перейти на пение.
Анна плясала, подпрыгивая и хлопая в ладоши.
— Папа запёрся в крепости Ангелов, подняв подвесной мост. Когда же императорское войско развернулось во всю ширь и мощь перед воротами Рима, люди начали требовать, чтобы стража открыла врата. «Ессе Salvator! Ессе Imperator! Veniat, vaniat, Imperator!»
[135] — кричала радостная толпа, а город, точно по волшебству, за одну ночь украсился лавровыми ветками и знамёнами с императорскими орлами и львами.
Тут из ворот крепости Ангелов, в окружении немногих слуг и в полном облачении вдруг вышел сам Папа. Это было в праздник Престола Святого Петра. Перед собой епископ Рима нёс сундучок, который он словно боялся доверить более молодым и сильным рукам.
Выйдя в центр площади, Его Святейшество поставил свою ношу на мостовую, открыл крышку и трясущимися от благоговения руками извлёк оттуда почерневший кусок дерева.
— Это обломок креста, на котором был распят наш Спаситель, — дребезжащим старческим голосом сообщил он толпе, протягивая святыню на вытянутых руках, так, чтобы ближние к нему римляне могли рассмотреть её или даже дотронуться до неё.
Рудольфио тоже потянулся к сокровищу, но его рука прошла сквозь призрачный образ Папы, не причинив тому ни малейшего вреда.
