— Совершенно верно, спасибо за уточнения, — улыбнулся Гансало. — Собственно говоря, теперь все наиважнейшие в империи посты занимали родственники Фридриха, которым было невыгодно идти против него. Папа терялся в догадках, что предложить за измену управляющей верхушке. В начале 1249 года Фридриха даже пытался отравить его личный врач, которому император доверял.
В мае Фридриха настиг новый удар: Энцио, незадолго до этого заключивший второй брак с Аделаидой ди Энни
[152], попадает в расставленную врагами ловушку: находясь в арьергарде, он падает с лошади прямо в руки к болонцам. Энцио заковали в золотые цепи и в клетке доставили в крепость. Там он жил в достаточно хороших условиях, даже сожительствовал с Лючией Виадагола
[153], но не имел возможности покидать сию обитель.
Много раз Фридрих обращался с предложениями выкупа Энцио, но неизменно получал отказ. В конце концов вызволить пленника взялись его друзья — знатные болонцы Пьетро Азинелли и Рааверио де Гонфалоньеро. Энцио смог незаметно спрятаться в большую бочку, чтобы выбраться из крепости на телеге, но по чистой случайности, проходящий мимо стражник заметил торчащую из бочки золотую прядь волос.
С начала 1250-го нам удалось отвоевать Равенну, кроме того императорские войска одержали убедительные победы в герцогстве Сполето, марке Анкона и во всей верхней Италии. Альпийские перевалы также были захвачены. Кроме того, штауфенские галеры потопили почти весь Генуэзский флот. Одновременно с этим Конрад потеснил Вильгельма Голландского
[154], пытающегося расширить свои личные владения по нижнему Рейну.
Людовик IX Французский, попав со всеми своими крестоносцами в египетский плен, обвинил в своём поражении Папу, так как изначально было очевидным, что нельзя затевать крестовый поход без Фридриха. В результате Людовику пришлось выкупать себя из плена за собственный счёт, а Папа скрылся от праведной мести в Бордо.
Фридрих был готов выступить, как это и планировалось, в Лион и Германию, но неожиданно заболел какой-то кишечной заразой. Приступ приключился на охоте, и больного доставили в ближайшую крепость Fiorentino — «Флорентийская». Очнувшись, император спросил, где находится, а потом всё повторял «flore», «sub flore», сознавая, что предсказание найти гибель от цветка начало сбываться.
На смертном одре Фридрих завещал империю своему сыну Конраду IV, а Манфред назначался правителем Италии и Сицилии. Кроме того, император распорядился о распределении пенсий, объявил всеобщую амнистию (под неё не попали только предатели). По просьбе государя, Конрад должен был урегулировать вопрос с Церковью и согласиться на уступки, при условии, что Папа признает права империи. Грехи императору отпускал архиепископ Берард Палермский, который давным-давно открыл для Фридриха Германию, теперь только предстояло распахнуть перед любимым правителем врата рая.
Император Фридрих II умер 13 декабря 1250 года в возрасте 56 лет. В гробу он покоился не в привычных всем роскошных одеждах и даже не в охотничьем костюме, а в скромной рясе цистерцианца
[155], которая, по свидетельству богословов, защищает её носителя от ужасов чистилища. Тело было предварительно забальзамировано, после чего помещено в собор Палермо.
Глава 41
МИСТЕРИЯ ФРИДРИХА
Пламя вспыхнуло в камине с такой силой, словно кто-то плеснул туда огневым зельем. Вспыхнуло, вскинулось, выросло чуть ли не до потолка, да так и зависло, словно задумалось.
Огромное рыжее солнце вдруг передумало спускаться в подвалы земли и, изменив своему обычному маршруту, заглянуло в окно замка, а потом вдруг начало расти. И вот уже все увидели, что это не солнце, а юный золотовласый рыцарь в королевской короне и в алом плаще заката.
— Мой король! — оруженосец тяжело повалился на колени, не в силах сдержать слёзы.
— Мой император! — Гансало Манупелло тряхнул за плечо опешившего было Константина, принуждая того встать на одно колено.
Рудольфио на полу уже поддерживал готового рухнуть в обморок Фогельвейде, и только Анна чинно присела перед воскресшим императором, не сводя с него глаз.
На столе зашевелились исписанные листы летописи. Одни из них взмывали к потолку золотыми жаворонками, славя Фридриха, другие, обвиняя его, переплавляли чернила в смертельный яд.
— Фридрих лишил рыцарей Креста воинской славы и законной добычи! — шипели похожие на маленьких змей строчки.
— Но он завоевал Иерусалим, не пролив ни капли христианской крови! — пели другие.
На чаши весов, возникшие в воздухе из ниоткуда, упало по чёрному и золотому шару.
— Он убил двенадцать невинных младенцев! — чёрный шар.
— Но он нашёл и покарал купцов, продавших воинов Христовых в рабство, и годы напролёт искал и выкупал остальных детей! — золотой шар.
— Фридрих бесчестно воевал, нарушая законы рыцарства! — чёрный шар сорвался летящей чеглокой.
— Если бы он отпускал врагов, те тоже нарушили бы рыцарское слово и напали на его людей. Фридрих защищал своих. — Белый тяжёлый сокол сцепился со своим крошечным тёмным противником, и вместе они полетели в камин, обернувшись пламенем. На чаши рухнуло сразу несколько золотых и чёрных жребиев.
Анна испуганно следила за тем, как падают шары и дёргаются под их ударами чаши. Строки летописи, обратившиеся в светящегося ангела с лицом старца, обвиняли Фридриха в притеснении святой Церкви. Но тут же имперский лев поднялся на задние лапы, громогласно свидетельствуя о том, сколько Фридрих сделал для развития науки, для учёных лично, сколько открыл по всей земле школ и университетов.
Утомлённая Анна свернулась калачиком на мозаичном полу, прижав ноги к животу и положив голову на руку. Над ней разыгралось необыкновенное сражение: бились орлы цезаря, в лохмотьях и цепях восставали забытые в тюрьмах и умершие там узники. То и дело со звоном или стоном боли дёргались чаши... И вдруг всё закончилось.
— Кому-нибудь ещё есть что сказать? — звонко спросил Фридрих. Или это сказал стоящий за ним ангел?
— Я всё понял, я принимаю тебя, мой король, таким, какой ты есть, и я... я иду к тебе, — дрожа всем телом, старый оруженосец Франц поднялся на ноги и, облобызав протянутую ему руку, встал за спиной своего короля.
