Арман поудобнее пристроил свое добро, чтобы, случись что, все схватить да нырнуть, помолился Брату с Сестрой – и пошел в воду, толкая перед собой островок-плетенку.
Сейчас он поплывет вниз по Интаре.
Это просто сидеть в воде холодно, а когда ты гребешь – намного лучше. Хоть тепло будет. Если ногу опять сведет, есть чем уколоть, можно уцепиться за плетенку, благо она неплохо держится на воде, и переждать пару минут, пока не отпустит…
При судороге главное – не паниковать, тонут-то больше не от нее, от страха. Биться начинают, дергаться… почему спасатели, как правило, оглушают спасаемого? Да вот поэтому. Чтобы и сам не утонул, и за собой не утянул.
Арман же собирался спасать себя лично, и сейчас ему нужен был весь ум, все хладнокровие… Он не принцесса Ролейнская, за него папа-король выкуп не даст.
Сейчас он поплывет за островком. Будем надеяться, что речку степняки на лодках не перекроют, лодок или ума не хватит. А когда он услышит врага или увидит – нырнет и поплывет под островком. Благо плел как корзину, есть место голову высунуть и дышать.
Почему поплывет, а не пойдет?
Быстрее. Так – быстрее, если вы плавать умеете. Особенно по течению, особенно ночью…
Арман осенил себя знаком святого ключа, помолился как сумел – и решительно шагнул в реку.
Шарлиз Ролейнская, дочь его величества Самдия
Шарлиз пришла в себя не скоро. Видимо, сказалось все сразу – и истерика, и сонное зелье, которым ее опоили…
Девушка открыла глаза – и над собой увидела тонкую ткань, несколько слоев… Прозрачная кисея, потом полог шатра, кажется… непонятно. Но точно не потолок каюты.
Что происходит?
Где она?
Память вернулась одним ударом, накатила волной, заставила захлебнуться собственным криком.
Степняки!
Стрелы!!
Смерть!!!
Шарлиз хоть и была стервочкой, но силы человеческие небеспредельны. А отоспавшийся организм тут же потратил их на истерику.
Служанки, неотлучно находившиеся при принцессе, чтобы та, не дай бог, ничего с собой не сделала, кинулись ее успокаивать и уговаривать, но куда там? Истерика раскручивалась в лучших традициях, по спирали, от слез к стонам, от стонов к крикам, потом к битью посуды и рукоприкладству…
Заглянувшая в шатер смотрительница ханского гарема только головой покачала и отправилась докладывать кагану о состоянии пленницы.
Хурмах выслушал, кивнул, но плетей старухе за нерадивость отвесить не приказал. Некогда.
Здесь поход, а в походе не до девок… просто всему свое время. Через три-четыре дня армия должна выйти к Равелю, а город взять не так-то легко. А надо…
Либо захватить с налета, либо осадить, запереть и идти дальше, иначе никак. Промедление не смерти подобно, это они и есть. Смерть и поражение.
Матильда Домашкина
День начался вполне обычно.
Антон, кофе, болтовня с Маленой, отправка писем, прием почты, посетители…
До обеда все было нормально. А в обед…
Увидев в окно тот самый джип, Матильда малодушно застонала.
– Малечка, ЗА ЧТО?!
– Вестимо, за грехи твои тяжкие, – язвительно отозвалась подруга.
– Малечка!!!
– Передавай управление! – Малена беззлобно подсмеивалась над подругой. Да, не с Матильдиным характером вежливые переговоры вести. У нее метод один… два. Либо в нос, либо по печени. А как там дальше пойдет – врачу виднее. Боевая у нее сестренка.
Матильда радостно отдала весь контроль над телом в руки Малены, а сама расслабилась. И приготовилась наслаждаться представлением.
Малена автоматически поправила волосы, улыбнулась своему отражению в зеркале и принялась печатать. А нечего время терять…
Такой ее и увидел Давид.
Светлая прядь падает на щеку, лицо спокойное и сосредоточенное, пальцы легко бегают по клавиатуре, голубое платье подчеркивает летний загар…
Не красавица. Но есть в ней нечто такое, выше красоты. Порода, воспитание…
– Добрый день, – сказал Давид, чуть кашлянув.
Малена оторвалась от компьютера и одарила его нечитаемым взглядом больших серых глаз.
– Добрый день, господин Асатиани.
– Малена…
– Антон Владимирович у себя. Я доложу о вашем приходе?
– Не надо. Я к тебе.
Малена не стала изображать изумление. Аристократки не гримасничают нелепыми обезьянами в попытке показать то, чего не чувствуют. Это нелепо и глупо, они не комедиантки.
Они либо выказывают эмоции, которые испытывают в данный момент, либо держат на лице вежливую маску. Малена сейчас поступала именно так.
– Я хотел извиниться.
«В нашем мире сдох последний мамонт», – прокомментировала Матильда.
«Может, у него совесть проснулась?»
«У мамонта? И потому он сдох?»
«Нет же! У Давида!»
«Ты в это веришь?»
«Нет. Но вдруг?»
Вслух комментировать Малена ничего не собиралась, вот еще. Она молча смотрела на Давида, заставляя того нервничать. И – продолжать.
– Мы с Антоном действительно поступили недостойно. Ты не давала нам никакого повода, и обсуждать тебя при посторонних людях, да еще в таком ключе, было непорядочно с нашей стороны.
«Фигасе! А мальчик-то не безнадежен?» – от души изумилась Матильда.
«Придется прощать», – согласилась Малена.
Давид правильно понял, что покоробило девушку, а это уже заслуживало внимания.
Малена чуть улыбнулась.
– Господин Асатиани, ваши извинения приняты. Я не держу на вас обиды.
Давид расцвел в ответной улыбке. По мнению Матильды – непропорциональной.
– Тогда… ты позволишь?
Малена вскинула бровь.
Матильда в очередной раз позавидовала этой гримаске. Вот у подруги она получалась совершенно органично, а когда то же самое попробовала изобразить перед зеркалом Матильда – вышла удивленная обезьянка. А вот не гримасничай, если не умеешь!
– Позволю – что?
На стол опустились два небольших листочка.
– Это билеты на концерт органной музыки. К нам приезжает Филип Новак, знаменитый органист, и сегодня вечером будет концерт.
– Где?
– В костеле на Садовнической.
– ГДЕ?! – искренне удивилась Малена. – В храме?
Удивление было ненаигранным, но все же, все же…
Костел в городе имелся не один. Целых три штуки: центральный, на Садовнической, еще один на окраине города, маленький, и второй такой же маленький – вообще в пригороде. Но орган, хороший, настоящий, большой, был только в одном из них. И раз в месяц там проводились концерты органной музыки.
