Так что у Ланрона было несколько дней. Может быть, три или четыре… край – дней пять-шесть. Больше? Это если очень повезет…
Пока соберут башни, их две, пока пойдут на штурм…
А пока степняки тупо обстреливают крепость дрянными стрелами, которые даже поджечь не жалко, не дают покоя, тревожат, раздражают… насколько могут раздражать силы неприятеля, стоящие под твоими стенами.
Шарельф не собирался раздражаться попусту.
На «черепаху» нашелся камушек. Против осадных башен у него тоже было средство. Безумно дорогое и откровенно ненужное в пограничной крепости.
Обычно «жидкий огонь» применяется против кораблей. Снаряд закладывается в катапульту, поджигается перед выстрелом, и горят невезучие корабли. Горят так, что даже вода загорается под ними.
Шарельф прикупил это зелье по случаю. Вез его купец, ввез в тот же Равель, продавать корабелам против пиратов… Не довез. Слег с лихорадкой и вынужден был задержаться в Ланроне.
Так-то дорого, но Шарельф по таким обстоятельствам купил злое зелье с большой скидкой, даже казначей не сопротивлялся, хотя в обычное время выцарапать у этого скряги хоть медяк – удавиться проще. Зато сейчас оценил…
Пока гром не грянет, мужик нигде не перекрестится, ни на Руси, ни в Аллодии. Но Шарельф был предусмотрителен и именно поэтому сейчас прохаживался по крепостной стене, разъяряя степняков.
Пусть бесятся, пусть злятся, пусть…
Люди видят всю эту свору шакалов под своими стенами – и боятся. Они знают, что с ними сделают, когда эта орда ворвется в крепость.
А степняки видят обратное – спокойствие, безразличие и презрение. И Шарельф собирался сделать так, чтобы они видели это до самого конца. Его ли, войны ли, крепости ли…
Неважно!
Его дело – стоять насмерть, но не пропускать врага. Или хотя бы предупредить, задержать…
Шервули бы тех степняков сожрали! И чего им у себя не сиделось? С-сволочи!
Его величество Остеон
Безумно болела голова.
Болела так, что хотелось шарахнуться ею о стену. Казалось, что корона стягивает виски, с каждым часом становясь все уже и уже… Остеон и не помнил, когда он себя так плохо чувствовал.
– Ваше величество, – сунулся в дверь секретарь…
– Да?
– Отец, это я.
Найджел выглядел великолепно. И чувствовал себя тоже великолепно, сразу видно. Его величеству даже захотелось отвесить затрещину родимому чадушку.
Степняки напали, донесения идут со всей границы, и с каждым днем они все более панические, от Артана ни слуху ни духу, от Рида тоже… А Найджел доволен и счастлив.
– Для бала почти все готово.
– Замечательно. – Остеон отложил перо, потер виски. – Что-то затылок ломит… к дождю, что ли?
Найджел посмотрел в окно. Погода была замечательная, солнышко светило…
– Вроде нет…
– Значит, устал.
– Хочешь, помогу чем-нибудь?
Остеон с благодарностью посмотрел на сына. Ну хоть так-то…
– Посиди со мной, хотя бы недолго…
– Вина налить?
– Нет. Вон там, в кувшине травяной отвар…
– Отвар? – искренне удивился Джель.
– Найджел, мне уже не двадцать лет…
– И все же? Отказываться от вина? От красивых женщин?
Остеон покачал головой.
– Придет и твое время.
– Лучше сразу умереть, – убежденно высказался сын и принялся разливать настой по кубкам. – Попробую, чем тебя пичкают.
Его величество фыркнул. Но кубок с отваром из рук Найджела принял и сделал несколько глотков.
Трава травой. Гадость редкостная…
Найджел тоже скорчил рожу.
– Фу. Пошел я отсюда, пока тебе лекари ослиную мочу не прописали.
– Иди-иди…
Остеон отослал сына и подошел к окну.
Голова болела все сильнее, тошнило… Прилечь, что ли? Хотя бы на пару часиков?
Его величество позвал личного слугу и побрел в спальню.
– Разбуди меня через часик, а лучше – через два.
– Слушаюсь, ваше величество.
Глаза Остеона закрылись, как только его голова коснулась подушки. И сон короля был тяжелым и тошнотным.
Лэ Стиорта, ведьма с улицы Могильщиков
Та же комната, созданная для запугивания доверчивого клиента. Но в этот раз ее стены выслушивают совершенно другие звуки.
Вздохи, стоны, вскрики плотской радости…
Наконец под потолок взлетает совместный стон высшего наслаждения – и любовники раскидываются на ковре.
Колдунья выглядит растрепанной и усталой, краска на ее лице размазалась, придавая ей нелепый и даже клоунский вид, но женщина не обращает на это внимания. Она трется щекой о плечо мужчины, оставляя на нем след краски.
Любовник видит это, и в глазах его мелькает тень брезгливости, но дело – прежде всего. Можно и потерпеть немного, тем более партнерша старалась. Ладно уж…
Потом просто помыться. Тщательно.
– Мой господин…
– Лэ, ты была великолепна. Если ты будешь еще лучше – я просто умру рядом с тобой.
– О, нет!
– Но это будет счастливая смерть.
Лэ смеется грудным глубоким смехом, и впечатляющая ее грудь колышется так, что мужчина даже забывает про краску. Зачем женщине, столь богато одаренной, еще и красивое лицо? Вовсе даже ни к чему…
– Я спасу вас, мой господин.
Женщина сползает ниже с явным намерением начать спасательные работы. Но мужчина чуть придерживает ее.
Лучше всего получать информацию после сеанса любви, хоть от мужчин, хоть от женщин. Тут выигрывает та сторона, которая оставляет голову холодной, а он…
Он-то влюблен не был! Одной дурой больше, одной меньше…
Слова «люблю», «женюсь», «дам денег» начисто отключают у женщин логическое мышление. И редкие исключения тут только подтверждают правило.
Для Лэ Стиорта годятся два первых выражения, только надо произносить их в постели и с нужной интонацией…
– Лэ, милая, скажи, как скоро начнут действовать твои травы? Которые ты продала блондинчику?
Женщина подумала пару минут.
– Месяц. Может, чуть больше, это зависит от нескольких факторов.
– Каких именно?
– Сколько раз в день, в каком количестве принимать, употребляет ли клиент вино или нет…
– Если – нет? – насторожился мужчина.
– Тогда хуже. С вином они действуют быстрее почему-то.
