Так кажется, что в Средние века просто жить. А ты попробуй поживи с лопухами-то вместо туалетной бумаги, без антибиотиков и лака для волос. Да еще в жестко сословном обществе. Не так поклонишься – тут же и повесят на березке. Или на осинке, что рядом окажется. А то и сожгут, как ведьму.
Да и в двадцать первом веке не лучше.
Конечно, лопухов здесь не употребляют. И достижений цивилизации полно, только вот разобраться с ними без пол-литры не сможет никто. Сразу – точно не сможет. Такой поток информации… поди освой!
Рехнешься!
Но девушки общались уже несколько месяцев.
Малена вполне прилично ориентировалась в жизни Матильды, даже компьютер освоила и архитектурой живо интересовалась. Знала – что, как, где…
А Матильда прекрасно себя чувствовала в шкурке герцогессы. И более-менее разбиралась в местной жизни.
Вывод напрашивался сам собой.
Девушки переглянулись.
Страшно?
Не-ет… СТРАШНО!
До истерики, до безумия, до лужи, как у описавшегося щенка. Но…
Выбор у них есть. И одновременно… какой это выбор? Одно издевательство!
– Малечка…
– Тильда…
Неужели – это единственное, что остается? И не увидятся они больше никогда, и ничего друг о друге не узнают, и…
И девушки с предельной ясностью понимали – это так и будет.
Нельзя жить на два мира, рано или поздно надо делать выбор. Так или иначе, рано или поздно. Страшно?
Всем страшно, не вы первые, не вы последние…
Девушки переглянулись – и крепко обнялись.
– Сестренка…
– Сестричка моя…
Кто сказал? Кто отозвался?
Да разве это важно?
Терять родную душу, терять единственного в двух мирах человека, которого любишь как себя, – это безумно тяжело. Но выбора нет…
Матильда коснулась щеки сестренки.
– Иди сначала ты.
– А ты?
– Потом и я.
– Тильда, ты всегда была старшей…
– Знаю. И назову свою дочь – Матильдой.
– А я свою – Мария-Элена. – Малена улыбнулась сквозь слезы. Пусть хоть так…
– И будешь рассказывать ей сказки о Донэре и Аллодии…
– А ты расскажешь про Россию, про свою бабушку, верно?
Из глаз Малены текли слезы, и она их не вытирала. Матильда и сама плакала.
– Я в тебя верю, сестренка. Ты справишься.
– И я в тебя верю. Ты думаешь, мы сможем туда пройти?
– Прислушайся, – улыбнулась Матильда. – Не зря я в свое время увлекалась Стругацкими и Хайнлайном… просто – прислушайся.
Малена повиновалась.
– Малечка, детка, вернись ко мне. Я тебя очень прошу, я… я жить без тебя не могу. Я люблю тебя, малышка…
Давид звал ее. Откуда-то из Зазеркалья, звал и верил в ее возвращение. Отсюда – видно.
– Радость моя… не оставляй меня. Боги не могут быть так жестоки. Вернись, Малена, прошу тебя, вернись… если ты не вернешься, я просто брошусь головой вниз из окна, Восьмилапый с ней, с Аллодией…
Рид тоже звал. И был до ужаса искренен в своих чувствах.
Он и правда умрет без нее. Умрет, как чудовище из сказки, до последнего сжимая в руках Аленький цветочек.
Серые кошаки в зеркалах встрепенулись, подняли головы, одновременно, словно тоже были отражениями друг друга, зашевелили лапками. И Матильда с Маленой увидели, как под нажимом острых коготков рвется девичья кожа, как выступают крохотные, незамеченные мужчинами бусинки крови.
Кровь зовет, кровь открывает дорогу между мирами, пока она течет – можно вернуться.
Матильда улыбнулась. И коснулась окровавленной рукой зеркала, в котором отражался Давид.
Оно заколебалось, как вода, заволновалось…
– Вот. Ты можешь идти.
Малена кивнула.
И так же коснулась второго зеркала, в котором отражался Рид.
Поверхность дрожала, переливалась, словно жидкая ртуть… только один шаг…
Как же сложно расцепить руки.
Как же тяжела разлука…
Последний взгляд, глаза в глаза – и пальцы разжимаются. Так тяжело, словно на каждом ногте по гире повисло.
И две тени одновременно проходят в зеркала.
А зазеркальный мир осыпается осколками, трескается, разлетается в пыль… да разве такое может быть?
Нет, не может. Это сон, только сон…
Россия. Больница в городе Матильды
Мария-Элена Домбрийская открыла глаза.
Медленно, очень медленно, словно выныривая из-под воды.
Она лежала в белой больничной палате, щеку щекотал пушистый серый хвост, а ладони крепко сжимал в своих руках Давид.
И говорил, говорил… он даже сразу и не понял, что девушка открыла глаза. Его глаза были закрыты, и по щеке ползла слезинка.
Он бы тоже умер с тоски.
Не так, как Рид, решив все одним ударом. Но…
Если человек не хочет жить, он найдет возможность встретиться со смертью. Алкоголь, наркотики, скорость… сложно ли для желающего?
– Дэйви… – тихо позвала Малена. – Дэйви… я здесь…
Карие глаза распахнулись ей навстречу. И столько в них было счастья, столько света, что она еще раз убедилась в своей правоте.
– Малена!
– Я пришла на твой голос. Ты позвал – и я пришла, – шепнула девушка. Закашлялась…
Давид поднес к ее губам стакан с соком, Малена сделала пару глотков.
– Лучше?
– Да. Что со мной было?
– Ты не помнишь?
– Анжелика стреляла в меня. Что я еще пропустила?
– Да ничего, – улыбнулся Давид. – Почти ничего… «Скорая» привезла тебя сюда, ну а мы решили не оставлять тебя в одиночестве.
– Беська…
Серая вредина мурлыкнула и потерлась об шею Малены. Аккурат об оставленную своими же когтями царапину.
Всем видом она говорила, что знает тайну девушек. Она-то знает, но никому не расскажет. Особенно если кормить будут, и почаще, и лучше – осетриной.
– Она тоже старалась, – голос Давида дрогнул.
Малена улыбнулась ему. От всей души.
– Поедем домой? Пожалуйста… нас отпустят?
– Украду, – улыбнулся Давид. – А ты себя хорошо чувствуешь?
– Замечательно.
– Тогда – будем похищаться!
