Именно этот вопрос сподвиг меня на мое первое исследование поколенческих различий. Обратив внимание на то, что результаты опросов женщин из университетской среды, проводившихся в начале 1990-х годов, сильно отличались от результатов аналогичных опросов 1970-х годов, я решила изучить эту тему системно. Я собрала данные 103 опросов с участием 28 920 студентов, которые проводились по двум опросникам, оценивающим наличие типично мужских и женских черт характера. «Мужская» часть включала такие слова, как «активность», «независимость», «неумение сдаваться без боя», «самодостаточность», «решительность» и «амбициозность». Как и следовало ожидать, с каждым годом все большее и большее число участниц опросов приписывало себе эти черты. Более 50 % участниц опросов 1990-х годов оказывались на «мужской» части шкалы, в то время как в начале 1970-х это число не превышало 20 %. У среднестатистической женщины 1990-х годов было больше мужских черт характера, чем у 80 % студенток начала 1970-х из поколения бэби-бумеров. Изменение было настолько масштабным, что к началу 1990-х годов увидеть разницу между результатами мужчин и женщин в ответах по так называемой «мужской» части опросника стало невозможно. Поколенческие изменения полностью лишили смысла определения в опросниках: стало понятно, что речь идет не о сугубо мужских, а просто о человеческих чертах характера.
Возможно, потому, что «мужская» часть опросников стала не совсем мужской, в 2000-х и 2010-х годах их использовали нечасто, и у меня не было возможности дополнить приведенную выше статистику более свежими данными. Но зато очень полезными оказались общенациональные опросы, охватывающие 11 миллионов учащихся: в них есть позиции, во многом совпадающие с «мужской» шкалой: респондентам предлагается оценить свои лидерские качества, стремление к успеху, эрудицию и творческий потенциал. Данные этих опросов демонстрируют одно любопытное изменение: в ряде случаев самооценка женщин по качествам, всегда считавшимся преимущественно мужскими, выше, чем у самих мужчин. В 1979 году 72 % студентов считали, что уровень их стремления к успеху выше среднего, в то время как аналогичный показатель у студенток составлял 69 %. К 2012 году о наличии сильного стремления к успеху говорили уже 77 % студенток и только 75 % студентов. В прошлом студенты считали себя намного более креативными по сравнению со студентками – в 1993 году этот показатель составлял 58 % и 47 % соответственно, – но к 2012 году эти оценки практически сравнялись: 54 % и 53 %.
Вероятно, многие из этих изменений обусловлены воспитанием. По сравнению с любым из предшествующих поколений в поколении селфи намного больше девочек, росших в семье с работающей матерью. Научно доказано, что такие девочки чаще бывают склонны проявлять честолюбие и быть независимыми – то есть усваивают традиционно мужские качества.
Пример мамы, ежедневно отправляющейся на работу, показывает девочкам, что роль женщины не ограничивается стенами ее дома. Многие женщины из поколения селфи (да и мужчины тоже) считают работающих матерей вполне естественным явлением.
Кроме того, по сравнению с 1972 годом количество девочек-старшеклассниц, участвующих в спортивных соревнованиях, возросло десятикратно. До вступления в силу «Титула IX»
[21] спорт для девочек воспринимался как смешная причуда, финансировался мало, а интереса вызывал еще меньше. Сегодня многим девочкам было бы трудно вообразить себе, что когда-то спорт считался необычным делом для женщин – в наши дни девочки и мальчики участвуют в спортивных командах почти на равных. Вполне возможно, что на личностные качества девочек повлиял и спорт: ученые считают, что девочки, занимающиеся спортом, больше склонны к независимости и соревновательности.
Многие молодые женщины рассказывали мне, что отцы поощряли их занятия спортом и в этом отношении не делали разницы между ними и их братьями.
«Мой отец никогда не разделял занятия на дела «для мальчишек» и «для девчонок». И мы с сестрой гоняли в футбол, по уши в грязи гонялись за курами и козами и ловили змей», – рассказывает 25-летняя Аманда. Мой собственный отец тоже не давал мне особых поблажек. И по сей день я могу пробросить софтбольный мяч с третьей линии на первую – подавать меня учил отец, так что «подавать по-девчачьи» я не умею. Когда мы с мамой смотрели по телевизору конкурсы красоты, отец, проходя сквозь комнату, неодобрительно ворчал: «Бардак какой-то». Я хорошо понимала, что моему папе было намного важнее то, как я подаю мяч, чем то, как я при этом выгляжу, и в этом он сильно отличался от отцов 1950-х, многие из которых никогда не разрешили бы дочери играть в софтбол.
Женщины все больше и больше погружаются в работу и учебу, делая их неотъемлемой частью своей индивидуальности. Мы с Китом Кэмпбеллом изучили данные 342 исследований с охватом в 312 940 человек, в которых рассматривалась связь самооценки индивидуума с его социально-экономическим статусом, под которым понимались его служебное положение, доход и уровень образования. В части мужчин корреляция между самооценкой и социально-экономическим статусом снизилась: в наши дни самооценка мужчины меньше связана с его служебным положением или образованием, чем в прошлых поколениях.
У женщин все наоборот: корреляция между социально-экономическим статусом и самооценкой повышается с каждым поколением. Сейчас самооценка женщин намного сильнее связана с их работой и образованием, чем у мужчин. Работа, уровень дохода и образование, которые никогда не оказывали особого влияния на женскую идентичность, стали теперь намного важнее для женщин, чем для мужчин.
Однако приходя домой с работы, многие женщины видят полную раковину грязной посуды. Что они чувствуют при этом?
Об этом хорошо говорит даже сам заголовок одной из недавно изданных на эту тему книг – «Стерва дома». В одном из вошедших в нее эссе 24-летняя Э. С. Мадуро описывает, как она злится на своего сожителя, обнаруживая беспорядок в доме по возвращении с работы: «До него что, не доходит, что я целый день на работе и мне неохота входить в дом, где я тут же должна приниматься за уборку, вместо того чтобы спокойно отдыхать? Я готовлю и убираю и все время при этом думаю, что угодила в ту же засаду домашнего хозяйства, что и моя мать».
Однако ее мать смотрит на вещи иначе: «То, что я ходила по магазинам, готовила и убирала дом – только часть общей картины. То же делали и все мои знакомые женщины, и сама я никогда не создавала из этого проблемы. В твоем эссе ты, кажется, подразумеваешь, что мне это не слишком нравилось, особенно то, что весь дом был только на мне. Но это не так – ни сейчас, ни когда-либо раньше я не раздражалась по поводу всех этих домашних дел».
Однако женщины поколения X и поколения Y раздражаются. Мне кажется, что миролюбие в вышеприведенных словах матери типично для ее поколения и нетипично для поколения X и поколения Y – мы не готовы терпеть такое вопиющее неравенство. (Можно сказать еще короче: не миримся с подобным дерьмом.)
