Зеро снова развел руки ладонями вверх и снова хлопнул. Я во все глаза смотрела на сцену, но ничего не замечала. В это время все четыре помощника сняли маски и отбросили их в сторону, но под ними оказались точно такие же, ярко-красные. Трое ассистентов окружили Зеро. Мы с близнецами переглянулись. В зале заволновались – никто еще не понимал, что происходит, но зрители уже нацеливали на сцену камеры.
Четвертый помощник подошел ближе к зрителям и начал очень быстро говорить на итальянском. Через минуту зрители начали охать и ахать.
– Нина, что он говорит, ты понимаешь? – затормошила меня Настя.
– Нет, слишком быстро. Не различаю слова. Кажется, что-то про шарлатана, – ответила я, прислушиваясь к человеку в красной маске, но напрасно – он расходился, становился все эмоциональнее. Зрители переглядывались, кто-то возмущался, кто-то вставал, чтобы уйти.
– Что происходит? Это часть шоу? – спрашивала Настя, дергая меня за руку.
– Нет, не часть, – ответил за меня Ваня. – Кажется, вашего Зеро разоблачают.
– В смысле? – не поняла Настя.
– Раскрывают секрет его фокусов, – ответил он, усмехнувшись. – Мы попали на историческое событие.
– Да?! – Настя судорожно достала телефон и стала снимать видео.
Человек в красной маске продолжал говорить, зрители шумели, непонятно почему – хотели ли, чтобы разоблачители ушли, или были возмущены тем, как Зеро выдавал трюки за магию.
– Почему нет карабинеров? – спросила я и в тот же момент увидела, как они подсаживают друг друга, чтобы перелезть через высокую сетчатую ограду. Вот два карабинера оказались на нашей стороне и бежали к сцене, и в ту же секунду, как их ноги коснулись ее, человек в красной маске хлопнул в ладоши. Красные маски сорвались с места, побежали вверх по ступенькам между рядами зрителей, промчались в паре метров от нас, обдав разогретым воздухом, и растворились в темноте. Карабинеры исчезли следом.
Зеро в одиночестве стоял на пустой сцене. Охрана и карабинеры перелезали через забор. Одни бросились за красными масками, другие осматривали зал и Зеро. Он кинул последний взгляд в зал, потом, не обращая ни на кого внимания, сбежал со сцены, ловко перемахнул через забор и исчез из виду.
Зрители стали подниматься и двигаться в сторону выхода.
Мы медленно, пропуская вперед семьи с детьми и старушек, спустились вниз. До ворот было метров сто, и фонари освещали сгрудившуюся толпу – ворота все еще были заперты.
– Смотрите, они закрыли ворота и оставили полицейских снаружи. Умные, правда?
– Не полицейские, а карабинеры, – поправила я. – У них черная форма, а у полиции – синяя.
Я хотела рассказать, чем они еще отличаются, но ворота наконец открыли, и зрители хлынули вон из театра. Сзади нас поджимали, поэтому мы, переваливаясь, как пингвины, медленно пошли к выходу.
– Как в метро в час пик, – заметила Настя.
Ей было, как всегда, весело, она толкалась, вертела головой и подмигивала карабинеру, строго глядящему на нас. Я оглянулась на сцену. Отсюда она выглядела прозаичнее: тонкий блестящий каркас. Сквозь него в глаза бил яркий свет установленных на трибунах прожекторов.
– Почему не было охраны? – спросил Ваня.
– Ну не знаю. Может, на них никогда не нападали?
В этот момент мы подошли к выходу. Открыта была только калитка, куда проходили по двое. Мы протиснулись в нее и оказались на небольшом пятачке, где днем парковались машины туристов, приезжавших оценить архитектуру Греческого театра при дневном свете. То, что произошло в следующие три часа, до сих пор кажется мне сущим безумием.
Глава 4,
в которой герои спасают четырнадцать песчанок
Мы вышли на парковку перед Греческим театром. Тут было свободнее, люди расходились в нескольких направлениях. Мы взялись за руки и направились в сторону Ортиджии. Был душный влажный вечер. Тени деревьев вытягивались в свете желтых фонарей.
Впереди к группкам прохожих приставал пьяный. Он зигзагами переходил от одних к другим, размахивал руками. От него отшатывались. Мы обошли его подальше. Это был мужчина, японец. Обычный, ничего такого, просто перебрал вина.
– Может, доведем до гостиницы? – предложила я. – Пока его не ограбили.
Но еще до того, как близнецы ответили, мужчина исчез за перекрестком.
Мы неторопливо двинулись дальше, дошли до улочки с уютными скамейками.
– Давайте посидим, – сказала Настя, плюхаясь на деревянное сидение. – Духота страшная, – она прижала руку ко лбу и тяжело дышала.
И тут откуда-то сзади появился японец. Он схватил Настю за плечо и мычал, пытался что-то сказать.
– Ай, отвяжись! – Настя отцепила его руку и соскочила со скамейки.
Но он не отвязывался, мычал, обошел скамейку и рухнул прямо на асфальт. В свете фонаря было видно, как он гримасничает.
– Кажется, он не пьяный, – сказала я. Закралось страшное подозрение.
– Нина, – испуганный голос Вани, – помнишь по курсам неотложной помощи, как определяется инсульт?
У меня заныл живот, я зажмурилась и стала перечислять:
– Головная боль, тошнота, головокру…
– Да не у тебя инсульт, а у кого-то другого!
Японец громко бормотал.
– Асимметрия лица, – прошептала Настя.
– Give me a smile
[18], – я нагнулась и тряхнула мужчину за плечо, чувствуя, как живот закручивается в узел и вот-вот произойдет что-то страшное. Перед глазами расцветали черные цветы – лилии и олеандры.
Он улыбнулся правой частью лица, левую перекосило, она будто утекала в другую сторону. Мы в ужасе отпрыгнули на несколько шагов, но потом взяли себя в руки.
– Вызываю скорую, – кинула я близнецам.
Они кивнули и склонились над мужчиной, пристраивая его голову удобнее.
Я тупо смотрела на цифры в телефоне – скорую на Сицилии вызывать еще не приходилось. Оглянулась – улица была пуста, как нарочно, все поклонники Зеро разошлись. Наугад набрала 112. На другом конце заиграла музыка и приятный женский голос, очевидно, просил подождать.
Я смотрела, как Ваня и Настя крутились возле японца, потом сели рядом с ним прямо на асфальт. Японец бормотал, и Ваня пригнулся ниже, пытаясь расслышать.
– Что он говорит? – спросила я. В трубке все еще играла музыка.
– Не пойму, чушь какую-то, – ответил он.
– Тоже признак инсульта, – хрипло сказала Настя. Судя по голосу, она была напугана, а она никогда в жизни не пугалась.
– Что? Не понимаю, – сказал Ваня. И потом повторил: – Repeat, please, I don’t understand you. What mice?
[19] – И громче: – Он говорит что-то про мышей. Похоже на осмысленное.
