Да, электропила существует. У нее есть шнур питания, лезвие и кнопка «ВКЛ». Можно сказать, что это ее «качества». Но, говоря о «сущности» пилы, я имею в виду то, что мы воспринимаем сверх суммы этих качеств, то, что вызывает у нас определенный эмоциональный отклик и характерные коннотации. И если мне удается отделить себя от некоторых из этих коннотаций и от этого отклика настолько, чтобы по-настоящему наслаждаться звуками пилы, значит, сущность начала разрушаться.
Говоря иначе, перед тем ретритом я мог бы сказать: «Звуки пилы неприятны, потому что такова уж ее сущность». Но на самом деле то, что делает звуки неприятными, вовсе не присуще самой пиле.
В следующей главе я постараюсь доказать, что «сущность» многих вещей (возможно, всех) на самом деле им вовсе не принадлежит. А в качестве доказательства буду опираться на современные психологические исследования. Надеюсь, после этой главы идея бесформенности или пустоты начнет звучать для вас более правдоподобно – или вы хотя бы более ясно поймете, о чем именно я говорю, утверждая, что она правдоподобна.
Истории и ничего больше
На том ретрите, где я впервые услышал о бесформенности, у каждого из нас была возможность десять минут поговорить с любым из учителей один на один, обсудить свои трудности и получить наставление. Моим учителем была Нараян Либенсон. Именно она прочла нам тот отрывок из Самадхираджа-сутры, но впервые о бесформенном заговорил другой учитель, Родни Смит. И при разговоре с Нараян я воспользовался возможностью расспросить ее, что он имел в виду.
Нараян между тем крепкий орешек. Как и большинство учителей в «Insight Meditation Society», она практиковала интенсивное созерцание, в том числе и в полном одиночестве в лесах Юго-Восточной Азии в течение нескольких месяцев. Сейчас она преподает медитацию не в качестве средства от стресса, пусть и рада этому «побочному эффекту» практики. Нараян хочет помочь людям освободиться.
По этой причине она без особого одобрения отнеслась к моему желанию написать эту книгу. В конце концов, написание книги о буддистской медитативной практике может помешать самой практике. Если вы пытаетесь достичь определенных медитативных состояний для того, чтобы описать их в книге, ваши шансы на их достижение значительно снижаются – как и на то, что вас посетят озарения, возможные при ином подходе к медитации. Однажды она даже торжественно произнесла: «Думаю, тебе придется выбирать между написанием книги и освобождением».
Но, сказал я, книга может помочь другим людям пойти путем дхармы – и если она поможет многим, разве это не искупит мою собственную неспособность достичь просветления? Но мои слова ее не тронули. Работа Нараян заключается в том, чтобы учить освобождению, и в те дни она была моим наставником. Кроме того, она, кажется, считала, что ничто не принесет миру больше пользы, чем по-настоящему освободившийся человек, – даже непросветленный автор, помогающий освободиться другим.
Так или иначе, в той беседе я спросил Нараян, насколько широко взгляды Родни распространены среди других учителей випассаны. Воспринимает ли она сама всерьез идею бесформенности? Да, сказал она. И нет, то, что Родни говорит о бесформенности, в ее кругу никто не считает радикальным.
– Джозеф сказал бы так же, – добавила она, имея в виду Джозефа Голдстейна.
Тогда я спросил ее, что именно скрывается за этим термином. Она подтвердила, что речь не идет о несуществовании физического мира или отсутствии у него структуры. Столы существуют, пилы существуют. Через несколько минут разговора я вроде бы понял, что она имеет в виду.
И спросил:
– То есть идея в том, что все смыслы, какие только есть в этом мире, мы привносим сами?
– Именно так, – ответила Нараян.
Спешу добавить: это не значит, что мы живем в бессмысленной вселенной. В буддистской философии глубоко укоренена мысль о внутренней моральной ценности разумной жизни – не только человеческой, но и жизни любого существа, обладающего субъективным опытом, а значит, способного испытывать боль и удовольствие, страдание и его отсутствие. И эта ценность, в свою очередь, придает смысл многому другому, например помощи ближним или состраданию животным. Таким образом, жизнь, согласно буддистской философии, имеет глубокий моральный смысл.
Но Нараян говорила о том, что в повседневной жизни мы придаем окружающим нас вещам определенное повествовательное значение, выстраиваем за ними истории. И эти истории складываются в другие истории, побольше.
Вы можете решить, что какой-то поступок был страшной ошибкой, а вот если бы вы поступили иначе, все было бы замечательно. Или наоборот, что вам непременно надо завладеть чем-то или достичь чего-то, иначе все будет ужасно. Под толщей этих историй, в их основе, лежат примитивные суждения о том, что что-то в нашей жизни якобы хорошо, а что-то плохо.
Например, если я начну рассуждать о том, что поехать на ретрит было страшной ошибкой и я всегда совершаю подобные ошибки, и так далее, и тому подобное, то в основе этой истории будет ряд сомнительных посылок. Например, что если бы я не поехал на ретрит, то любое другое мое начинание прошло бы как по маслу (хотя, вообще-то, меня мог бы сбить автобус). Другая посылка такова: раз в течение той недели я пережил несколько болезненных эпизодов, значит, ретрит повлиял на меня плохо. В действительности же долгосрочный эффект мне неизвестен. А в самой глубине всей этой истории покоятся самые базовые посылки – примитивные субъективные суждения из серии «Звук пилы, который я слышу, пытаясь медитировать, неприятный». А эти смыслы, которые кажутся нам прочно встроенными в природу вещей, на самом деле не есть неотъемлемая часть реальности: мы привносим их в реальность сами, мы сочиняем и рассказываем себе истории о том, какова эта реальность.
Мы выстраиваем одну историю на другой, и чтобы увидеть, что с этими историями не так, надо проследить их источник. Медитация осознанности среди прочего позволяет глубоко и тщательно исследовать все это нагромождение историй снизу вверх и при желании отделить правду от вымысла.
Глава 11
Обратная сторона пустоты
Однажды шестидесятилетний мужчина спросил у своей жены, где его… жена. Фред – такой псевдоним мужчине дали ученые, описавшие его случай в журнале «Неврологическая наука», – не шутил. «И когда она с удивлением сказала: „Вот же я“, – говорится в статье, – Фред уверенно возразил, что она не его жена»
[73].
Проблема была не в том, что Фред не узнавал жену в лицо. Женщина выглядела как его жена. Но он настаивал, что это «двойник». Его настоящая жена, утверждал Фред, вышла и вернется позднее.
Фред страдал от синдрома Капгрá, при котором больной верит, что кто-то – чаще всего его родственник, порой близкий друг – на самом деле другой человек, двойник. Очень хороший двойник, точная копия – по крайней мере снаружи. Но не внутри. Человек может выглядеть как, скажем, ваша мама, но у нее будет отсутствовать то, что мы могли бы назвать сущностью вашей мамы.
