Сущность, как мы уже поняли, очень важна для буддистской концепции пустоты. Точнее, важно ее отсутствие. Идея пустоты заключается в том, что, хотя вещи, которые мы воспринимаем в окружающем мире, существуют, никакой «сущностью» они не наделены. Выходит, когда Фред смотрел на жену и не видел сущности своей жены, он столкнулся с пустотой? И стоял на пороге буддистского просветления?
Нет, это не так. Идея просветления – в том, чтобы избавиться от заблуждений, а мысль о том, что ваша жена на самом деле не она – это лишь новое заблуждение. Поэтому данное состояние относят к числу бредовых расстройств. Что бы ни происходило в голове Фреда, это не имело отношения к буддистскому просветлению[16]. Однако в то же время, мне кажется, что мозг Фреда мог иметь что-то общее с мозгом тех, кто в глубоком медитативном состоянии видел мир как полностью или частично «пустой». И я думаю, это может пролить свет на опыт восприятия пустоты: что это, почему люди это испытывают и что нам с этим делать.
Никто точно не знает, что вызывает бред Капгра. Но давняя теория заключается в том, что это происходит из-за нарушения связи между частью мозга, участвующей в обработке зрительных образов (возможно, веретенообразной извилиной, которая задействована в распознавании лиц), и областью мозга, отвечающей за эмоции (амигдалой). Очевидно, что больному не хватает какого-то чувства. Например, вы лишились способности испытывать чувство, которое всегда испытывали в присутствии матери. И если присутствие некой женщины не дает вам ощущения присутствия вашей мамы, то как она может быть мамой?
Обычно люди думают, что достаточно посмотреть на человека, чтобы опознать его. Ведь такая простая штука, даже компьютер справляется, верно? И правда, компьютеры уже умеют это делать, используя технологию сканирования лиц. Однако человеческий мозг, судя по всем у, опирается при распознавании объектов не на одни лишь зрительные образы. Для нас важно не только, как существа или вещи выглядят, но и какие они вызывают у нас ощущения. По меньшей мере, судя по синдрому Капгра, друзей и родственников мы опознаем именно так.
Но так ли это в отношении всего остального? Зависит ли наше «узнавание» дома, где мы живем, машины, которую водим, даже компьютера, за которым работаем, от того, что мы чувствуем к этим вещам? А если бы отсутствие этих чувств не мешало «узнаванию» как таковому, как бы мы воспринимали сами вещи и их смысл? Зависит ли значение слова «океан» – не словарное, а реальное значение именно для вас – от той смеси чувств, которую у вас вызывают океаны? Если бы эти чувства у вас вдруг отключились, показался бы океан вам, скажем так, пустым?
Подозреваю, что да. И именно так можно объяснить развитие буддистского учения о пустоте. Медитация может ослабить связь между восприятием и мыслями, с одной стороны, и с чувствами, эмоциональным откликом, которые обычно его сопровождают, с другой. Поэтому если вы будете достаточно упорно работать над тем, чтобы эта связь ослабла, и ваше восприятие будет освобождаться от эмоциональных ассоциаций, ваш взгляд на мир изменится. Снаружи вещи будут выглядеть точно так же, но станет казаться, что им не хватает чего-то внутри. Говоря словами Самадхираджа-сутры, они станут «пустыми по природе». Возможно, впервые буддистская идея пустоты начала оформляться в умах людей, которые очень глубоко медитировали – настолько глубоко, что обычная эмоциональная окраска мира для них исчезла почти полностью; возможно, по мере того как ослабевали их чувства, связанные с теми или иными вещами, те начинали казаться другими, лишенными определенного содержания.
Одна из причин поставить под вопрос это предположение заключается в том, что вы совершенно необязательно испытываете сильные чувства в отношении того же океана или своего компьютера – или они не настолько сильны, чтобы вы не могли представить себе океан или компьютер в отрыве от своих чувств. Но я все же попробую доказать, что чувства играют более важную роль в восприятии, чем кажется.
Первым доказательством является бред Капгра – он показывает, что, несмотря на естественное разделение функций мозга на «когнитивные» (познавательные) и «аффективные» (эмоциональные), такой простой когнитивный акт, как узнавание человека, может зависеть от эмоционального отклика. Кроме того, у меня в запасе есть еще два доказательства, и возможно, когда я приведу их, вы согласитесь, что, прежде чем буддистские философы сформулировали идею пустоты и стали отстаивать эту доктрину, усердные адепты медитации постигли ее на практике: просто после долгой и усердной медитации они стали видеть и слышать окружающий мир без надстройки в виде чувств, которые он вызывает.
Но я затеял этот разговор вовсе не ради того, чтобы обосновать эту гипотезу. Я хочу глубже рассмотреть вместе с вами механизмы восприятия и разобраться, что же происходит в головах продвинутых созерцателей, видящих пустоту, и чем они отличаются от большинства людей, которые видят некую сущность во всем, что их окружает. Прояснив этот вопрос, мы сможем понять, пребывает ли это самое большинство, к которому принадлежим практически все мы, во власти постоянных заблуждений. И, если так, насколько тяжелы последствия этих заблуждений. Забегая вперед, скажу: некоторые из них, на мой взгляд, практически фатальны.
Сущность обычная и необычная
Профессор психологии Пол Блум называет эссенциализм – склонность видеть во всем некую незримую сущность – естественным свойством человеческой натуры: «Мы по природе эссенциалисты». В числе примеров эссенциализма он приводит и весьма необычные: один человек заплатил больше сорока восьми тысяч долларов за измерительную рулетку, принадлежавшую Джону Кеннеди. Очевидно, покупателем двигало ощущение, что она пронизана некой президентской «сущностью». Другие примеры более обыденные: обручальное кольцо обычно пробуждает чувства, отличные от тех, которые вызывает точно такое же кольцо, только не обручальное. И рулетка, и обручальное кольцо в некотором смысле особенные: и это же справедливо для многих других вещей, которые создают сильное ощущение присутствия в них определенной сущности.
В своей книге «Наука удовольствия. Почему мы любим то, что любим» Блум пишет, что подобные объекты становятся особенными благодаря их истории: «Это может быть связь с людьми, которыми человек восхищается или которые важны для него, либо же связь со значимыми событиями. История предмета неочевидна, и в большинстве случаев невозможно проверить, чем именно он отличается от другого, выглядящего так же. Но все же оригиналы приносят нам удовольствие, тогда как дубликаты оставляют равнодушными»
[74].
Блум считает, что люди по натуре своей эссенциалисты в более широком смысле, и я соглашусь с ним. Фактически, в этом заключается основная мысль этой главы: люди приписывают эмоционально заряженную сущность[17]даже тем вещам, которые не являются «особенными» в том смысле, о котором говорит Блум.
Но для нашего разговора имеет смысл – по крайней мере для начала – ограничиться по-настоящему особенными вещами. Так вы сможете провести своего рода мысленный эксперимент. Например, представьте, что вы подходите к победителю аукциона, который держит в руках президентскую рулетку как величайшую реликвию, и говорите: «Ошибочка вышла. На самом деле конкретно эта рулетка принадлежала водопроводчику. Мы отправим рулетку Кеннеди вам на дом». Последствия вашего заявления не заставят себя ждать. Выражение лица победителя тут же изменится, не оставив сомнений в том, что он теперь чувствует по поводу своей покупки. Рулетка, несколько мгновений назад вызывавшая трепет и восхищение, мгновенно потеряет всю сакральность. Драгоценная реликвия превратится в ничего не значащую вещь, лишившись сущности, которой он ее наделял.
