Что произошло на улице Лазурной? Грищенко привез туда Примакова еще днем. С тех пор тот из дома не выходил. Он отмыл сапоги от глины и занимался готовкой на крохотной кухне. На плите стоял еще теплый бульон из костей.
Тело тоже было теплым. Значит, убили его минут за пять-десять до первого вопля гражданки Стрельченко. Какая жалость, что оперативники разминулись с убийцей.
Или не разминулись?
Такая мысль была странной, но капитан распахнул глаза, уставился в ободранный потолок, потом рывком сел на кровати и задумался. В памяти капитана контрразведки СМЕРШ поплыла цветная картинка.
Вот они с Еременко подходят к подворотне. Там возникает симпатичная девушка, одаривает Ивана улыбкой…
Нет, не то. Хрупкие женщины не режут глотки сильным мужчинам. А если и режут, то не разговаривают перед этим мужским голосом, который слышала гражданка Стрельченко.
Выходил ли кто-то из подворотни до девушки? Вроде нет, но убийца мог проскочить и перед появлением сыщиков. А если не проскочил? Старичок-инвалид с костылем. Пожилая женщина помогала ему вскарабкаться на бордюр. Смешно, товарищи, такого не бывает. Слишком сложно и неправдоподобно.
Милиционер выходил из арочного проема. Он никуда не торопился, подождал, пока пожилая пара уступит ему дорогу.
Откуда такое доверие к людям в форме? Она недоступна негодяям и убийцам? Что там делал милиционер?
Иван уронил голову на подушку, закрыл глаза, расслабился. Из закоулков памяти выплывала расплывчатая фигура, обретала очертания. Из мутного пятна формировалось лицо. Кажется, лейтенант, темно-синее одеяние, на носу очки. Зрение, стало быть, слабое. Оттого и служит не в армии, а в милиции. Обычное лицо. Он смотрел равнодушно, не делал никаких запоминающихся движений.
А если удалить очки, представить, что это камуфляж, стекла с нулевыми диоптриями? Еще одна абсурдная мысль. Но Иван схватился за эту идею, стал стаскивать очки с физиономии сотрудника милиции. Почему бы нет?
Очки меняют лицо, делают его интеллигентным, усиливают чувство доверия к субъекту. Если в очках, значит, не способен на зло. Осокин никогда об этом не задумывался, но что-то тут было.
Этот тип мог действительно работать в милиции, воспользоваться формой для отвода глаз. В текущую минуту это не имело значения.
Обрисовалось лицо без очков, треугольной формы, с острым подбородком, слабым очертанием скул. Глаза темные, возможно, карие. Нос небольшой, правильной формы.
Лицо стояло перед глазами – неподвижное, словно пришпиленное булавкой. Странно, а ведь совсем недавно он его видел!
Но где? А вот об этом капризная память помалкивала. Он вскочил с кровати, заходил по комнате. Девичьей памяти требовалась серьезная взбучка! Иван пытался представить, в какой ситуации видел данную физиономию – обстановка, одежда, окружающие люди, – но ничего не выходило, перед глазами густел туман.
Бессмысленные метания продолжались не меньше часа, пришлось смириться. Голова перестала работать. Требовался отдых. Он неохотно расстелил постель, разделся и уснул.
А утром все пришло. Кусочки мозаики совместились, возникла единая картина.
Гудел базар, люди продавали и покупали всякую всячину. Бесцельно слонялся туда-сюда Островой со своей авоськой, пока еще живой, но весь в упадке. Наверное, он чувствовал, какая злая участь ему уготована.
По рынку сновали граждане, запоминались лица. Что-то подсказывало Осокину, что в этой давке должны быть участники вражеского подполья. Они следили за Островым, страховали Примакова.
Субъект, впоследствии надевший милицейскую форму, терся на северной стороне базарной площади, причем без всяких очков! А когда на сцене возник пацан Леха, этот тип куда-то пропал. Он точно там был.
Да, теперь все вставало на места. Милиционер этот оберегал Примакова, которого через несколько часов сам же и кончил.
Иван никогда не спешил на службу с такой скоростью, как сегодня. В восемь утра капитан Осокин восседал за своим канцелярским столом и поедал глазами подчиненных. Вчерашний вечер прошел впустую. Об этом наглядно сообщали их лица.
– Мы прошли почти по всем квартирам, – сдерживая зевоту, сообщил Моргунов. – Результат нулевой. Люди испуганы, но любопытство проявляют. Им крайне интересно, отчего умер их сосед. Мы отвечали, что от естественных причин. Ведь смерть от ножа – это не чудо. Девушка, которую мы видели на выходе из подворотни, проживает во второй квартире. Зовут ее Екатерина Воротникова, бывшая студентка сельскохозяйственного техникума, сейчас работает на элеваторе. В общем, это не она. Букой Примаков не был, но ни с кем не дружил, не выпивал, секреты соседям не поверял. Даже гражданке Стрельченко, которая определенно имела на него виды. Чем официально занимался в городе Примаков, нам еще предстоит выяснить.
– В интересующий нас промежуток времени в направлении подворотни со стороны жилых домов прошли гражданка Воротникова и пожилые супруги Баратыновы, – проговорил Луговой.
– Был еще милиционер, – подсказал Осокин.
– Был, – подтвердил Михаил. – Мы столкнулись с ним в арке. Бабы, которые трещали на балконе, и мужик с пузом милиционера не видели. Они появились на балконах уже позже. Пацаны, гонявшие мяч, на прохожих не смотрели. Гражданин Осипов, доламывавший «эмку», видел только спину уходящего милиционера. Момент его появления гражданин Осипов пропустил, ковырялся в двигателе. К кому приходил сотрудник милиции, неизвестно. Граждане его фактически не видели.
– Только мы, – сказал Еременко. – Вы так загадочно смотрите на нас, товарищ капитан.
– Этот тип убил Примакова, – заявил Осокин.
Когда удивленные люди стали отмирать, он развил тему, не забыл упомянуть про свои ночные терзания.
– Вот так поворот! – пробормотал Моргунов. – Подожди, командир, он же вроде в очках был.
– Пора учиться развивать воображение и отделять, как говорится, зерна от плевел, – назидательно проговорил Иван. – Именно это лицо, но без очков, отметилось на базаре. Если это совпадение, то из разряда сказочных. Теперь второе. Куда и к кому приходил милиционер, если практически никто его не видел? Не странно ли? Нужно пройти подворотню, пересечь двор, подняться по лестнице. Наши милиционеры так делают? Они топают, как слоны. Их в любом ракурсе видно.
– Убедили, товарищ капитан, – сказал Еременко. – Это он, гад. Но возникает резонный вопрос. Что нам с того? Нет никакой уверенности в том, что он работает в милиции.
– Мы можем это проверить. В городском отделе не так уж много сотрудников. У каждого есть личное дело с фотографией. Лично я допускаю, что он может оказаться действующим милиционером. Почему нет? Милиция – это власть. Любые двери перед ее представителями открываются автоматически.
– Это вы сами должны проверить, товарищ капитан, – заявил Луговой. – Вы видели его не только в подворотне, но и на базаре. От нас не будет толку в этом деле.
