Я вспомнил о Бенни Льюисе — моем первом примере в необычном мире интенсивного самообразования. Я последовал его совету и даже достиг среднего уровня владения французским языком. Это была тяжелая работа, и я гордился, что сумел преодолеть первоначальное препятствие — англоговорящее окружение — и выучил французский на достаточном для повседневного общения уровне. Однако после окончания проекта в Массачусетском технологическом институте у меня появилась новая уверенность — ее не было во Франции.
А что было бы, не соверши я в прошлый раз ошибку? Что, если бы вместо общения с друзьями по-английски я бы изо всех сил пытался говорить по-французски? Раз уж он у меня достаточно хорош, я мог бы в подражание Бенни Льюису нырнуть в иммерсивное обучение с самого первого дня — проще говоря, реально применить метод погружения. Насколько дальше я бы продвинулся, если бы, как и в «Вызове МТИ», меня ничто не сдерживало, а, напротив, я бы интенсивно и эффективно оптимизировал всю свою жизнь вокруг изучения нового языка?
К счастью, примерно в это время мой сосед до возвращения в аспирантуру захотел немного отдохнуть и попутешествовать. Мы оба экономили, объединение средств и продуманный план могли бы превратить совместную бюджетную поездку в нечто захватывающее. Я описал ему свой французский опыт: и то, как изучал язык, и то, как втайне верил в возможность гораздо большего. Я рассказал ему о социальном пузыре, который образовался, когда я прибыл туда без языка, о том, как трудно оказалось вырваться из него позже. Что, если вместо простой надежды на вероятность неплохой тренировки вы не оставите себе путей к отступлению? Что, если вы обязуетесь говорить только на том языке, который пытаетесь выучить, — вот прямо с первого момента, ступив на трап самолета?
Мой друг был настроен скептически. Он наблюдал из квартиры напротив, как я целый год учился в Массачусетском технологическом институте. Приятель все еще не был уверен, все ли в порядке с моим рассудком, а также сомневался в своих способностях. Он подозревал, что не справится, но был готов попробовать, хотя я, признаться, с таким настроем не ожидал от него успеха.
Тот проект, который мы назвали «Год без английского», был довольно прост. Мы вдвоем посетили четыре страны и провели по три месяца в каждой. План был один и тот же: с первого дня пребывания не говорить по-английски — ни друг с другом, ни с кем-либо. Так мы выясним, насколько много смогли узнать, прежде чем наши туристические визы закончатся и подтолкнут нас к переезду на новое место.
Первая остановка была в Валенсии. Приземлившись в Испании, мы уже в аэропорту столкнулись с первым препятствием. Две привлекательные молодые британки подошли спросить дорогу. Мы переглянулись и неловко забормотали на испанском, притворяясь, что не говорим по-английски. Девушки не поняли и, уже раздражаясь, переспросили. Мы вновь ответили по-испански. Девушки поняли, что говорить по-английски мы не можем, и, расстроившись, ушли.
Отказ от английского повлек незапланированные (и неприятные) последствия, но наши способности к разговорам по-испански стали расти быстрее ожидаемого. После всего-навсего двух месяцев, проведенных в Испании, мы общались на местном языке лучше, чем на французском, который я изучал во Франции целый год с частичным погружением. Утром мы ходили к репетитору, потом немного занимались дома, а остаток дня проводили с новыми друзьями, болтали в ресторанах, наслаждались испанским солнцем. Мой друг, несмотря на его прежние сомнения, также стал приверженцем нового подхода. Он не стремился изучать грамматику и лексику столь настойчиво, как я, но к концу нашего пребывания в стране так же легко интегрировался в испанскую жизнь. Метод сработал гораздо лучше, чем мы надеялись, и теперь мы окончательно уверовали в него.
Далее мы отправились в Бразилию — за португальским, потом в Китай — за мандаринским и, наконец, в Южную Корею — чтобы выучить корейский язык. Азиатские языки сопротивлялись нам гораздо активнее, чем испанский или португальский. Мы предполагали, что они будут сложнее европейских, но не ожидали, что настолько. В нашем правиле «ни слова по-английски» стали появляться исключения, хотя мы отчаянно старались придерживаться оговоренного порядка. Но даже если наше владение мандаринским и корейским не достигло желаемого нами уровня, его все равно было достаточно, чтобы путешествовать, знакомиться, общаться с местным населением на различные темы. В конце года мы могли утверждать, что говорим на четырех новых для себя языках.
Увидев, что один и тот же подход годится и для академического изучения компьютерных дисциплин, и для языковых приключений, я постепенно уверился: его можно применять гораздо шире. В детстве я увлекался рисованием. Однако созданные мной портреты выглядели странными и неестественными — как это происходит с произведениями большинства людей. Я всегда восхищался теми, кто мог на бумаге передать сходство, будь то уличные карикатуристы или профессиональные портретисты, и вот задался вопросом: можно ли подход к изучению курсов информатики в МТИ и иностранных языков применить к искусству?
Ближайший месяц я решил посвятить совершенствованию способности рисовать лица. Главная трудность, как я понял, заключается в правильном расположении частей. При рисовании портретов, например, распространенной ошибкой является слишком высокое размещение глаз. Большинству кажется, что человеческие органы зрения находятся в верхней трети головы, хотя на самом деле — посередине между макушкой и подбородком. Чтобы избежать этих (и других) ошибок, я делал эскизы на основе фотографий. Затем снимал эскиз на камеру телефона и в программе накладывал исходное изображение на рисунок. Делал фотографию полупрозрачной — сразу становилось видно, была ли нарисованная голова слишком узкой или широкой, оказались ли губы чересчур низко или высоко, а также помещены ли глаза в нужное место. Я проделал это сотни раз, используя те же самые стратегии быстрой обратной связи, которые сослужили мне хорошую службу с курсами МТИ. Посредством этих и других приемов я смог достаточно быстро улучшить свои способности портретиста (см. ниже).
Суперученики: какие они?
На первый взгляд, лингвистические путешествия Бенни Льюиса, мастерство Роджера Крейга в ответах на вопросы шоу-викторины и одиссея разработки игр Эрика Барона — совершенно разные проекты. Тем не менее они представляют собой примеры более общего процесса, который я называю суперобучением
.
Углубившись в тему, я нашел еще больше похожих историй. Они различались спецификой того, что именно изучалось и зачем, но у них была общая траектория — выполнение экстремальных самостоятельных учебных проектов — и сходная тактика для их успешного завершения.
Стив Павлина
— один из таких суперучеников. Оптимизировав университетское расписание, он за один курс выполнил тройную нагрузку и получил диплом в области компьютерных наук за три семестра. Успех Павлины состоялся задолго до моего эксперимента с курсами МТИ и послужил мне одним из первых источников вдохновения, наглядно показав: сократить время обучения реально. Не имея преимуществ бесплатных онлайн-занятий, Павлина поступил в Университет штата Калифорния и окончил его с действительными дипломами по компьютерным наукам и математике
[8].
