Сейчас я жалею, что согласился на приглашение Цуиёши.
Цепляю макушкой ветку дерева. За шиворот сыплется колючая снежная пыль. По спине пробегает стадо знобких мурашек. Впереди – большущий куст; он кажется мне плоским, словно куст нарисован мазками черной туши на листе бумаги. Цуиёши становится на четвереньки, подбирается к кусту, выглядывает с превеликой осторожностью. Я следую его примеру. Ноги коченеют от холода, штаны мокры от подтаявшего снега. Добираюсь до куста – вблизи тот обретает объем – пристраиваюсь рядом с Цуиёши.
Площадка для упражнений втрое больше нашей. Она ярко освещена. Четыре масляных фонаря горят по углам, словно две пары глаз исполинских котов-оборотней. Еще луна, да.
По площадке движется человек. Стремительный рывок – и он замер, притопнув. Под ногами медленно оседает искрящееся облачко. Свет фонарей и луны сияет холодным пламенем на двух мечах: коротком и длинном.
На двух стальных мечах!
Высверк, словно полыхнула молния. Один, другой. Человек? Вихрь, яростный демон, Черный О́ни с огненными когтями. Клинки размазываются блестящими веерами, их уже не различить. Черный О́ни скользит с плавной стремительностью змеи. Вправо, влево, по кругам, вперед…
Знакомый свист. Звук, похожий на всхлип. На землю, под ноги демону, валится темный предмет, похожий на часть косо срезанного бревна. Ничего себе! Сенсей перерубил бревно одним ударом?! Обрубок катится по снегу, разворачивается. Да это не бревно! Это циновка, плотно скрученная в рулон. Четыре таких же рулона торчат, насаженные на бамбуковые шесты, вдоль края площадки.
Четыре целых. Два срубленных.
Стучит сердце. Наверное, меня слышно в Эдо. Пять-шесть ударов, и статуя, в которую превратился Черный О́ни, оживает. Скользит по бугристой площадке, как по гладкому полу додзё. Клинки вспыхивают, ловя огонь фонарей. Мне с трудом удается распознать «выбить пыль слева», «выбить пыль справа», «прихлопнуть муху на лбу», «сбросить котомку» и «насадить рыбу на вертел». То, что творит Ясухиро с мечами из острой стали, мало похоже на удары палкой или даже деревянным боккэном.
Выходит, так сражались в старину?
Пляшет Черный О́ни. Обмахивается призрачными веерами. Жарко демону в морозную ночь. Свист. Хруст. Всхлип. Третья циновка разваливается надвое.
Цуиёши трогает меня за плечо. На четвереньках мы пятимся от куста, укрывшего нас. Опаска – наше второе имя. Встаем под деревом, откуда площадка, считай, не видна.
Тихо идем прочь.
3. «В него словно злой дух вселился!»
– Ваш отец упражняется со стальными мечами?!
Я спрашивал об очевидном. Должно быть, Цуиёши счел меня глупым молокососом, но когда мы наконец выбрались за пределы усадьбы, молчать я уже не мог. Чтобы справиться с потрясением, мне требовалось время. А я давно заметил: пока язык мой мелет всякую чушь, разум успевает собраться с мыслями.
Мы отошли от усадьбы на добрых полсотни шагов. Остановились в тупике, с трех сторон стиснутом глухими заборами. Здесь можно было не опасаться, что нас кто-нибудь услышит. Впрочем, говорили мы оба шепотом, словно на каждом заборе сидело по соглядатаю.
Цуиёши пожал плечами:
– Он и раньше с ними упражнялся.
– Что же тогда изменилось? Почему я должен был это увидеть? Если ваш достопочтенный отец и раньше…
– Мой отец увлекался сталью крайне редко. Раз-два в месяц, не чаще. С такими мечами он двигался…
Цуиёши запнулся, поискал нужное слово:
– Осторожнее. Он двигался гораздо осторожнее. Циновку разрубил лишь однажды, позапрошлым летом. Теперь он упражняется каждый вечер, до глубокой ночи! Днем – с боккэнами, вечером – со стальными мечами. Только этим и занят. В него словно злой дух вселился!
Осознав, что кричит, Цуиёши резко умолк.
– Вселился? Да, я вас понимаю. Тут недалеко до мысли о фуккацу. Напрашивается само собой: ваш отец убил кого-то в поединке, на стальных мечах или ином оружии. Теперь в теле вашего отца обитает другой человек.
– Да.
Безвестный боец, думал я. Случайно погиб от руки главы школы, занял его тело. Не спешит с заявлением в службу Карпа-и-Дракона? Разумно. Если он сумеет скрыть факт фуккацу, то сможет занять место уважаемого человека. Обретет положение и достаток, возглавит школу. Признайся он, и кто станет учиться у мастера без имени и репутации? Да еще и проигравшего бой сенсею Ясухиро?!
Есть ради чего рисковать.
Вот и упражняется днями и ночами. Оттачивает свое мастерство, чтобы никто не заметил подмены, когда он вернется в додзё. Строит из себя нелюдима, чтобы ненароком не выдать себя.
– Скажите, Цуиёши-сан… Когда у вашего отца начались странности, на нем не было свежих ран?
Цуиёши хмурится, морщит лоб. Трет пальцем подбородок.
– Насколько я могу припомнить, нет. Возможно, он сумел их скрыть?
– Серьезную рану не скроешь.
Конечно, Ясухиро мог убить своего противника, не получив ранений. Но тогда противник – боец слабый. Зачем сенсей ввязался в поединок с ним? Почему убил, зная о последствиях фуккацу? Случайно? Я не верил в такие случайности. Кроме того, если в теле сенсея живет убитый им – он отлично владеет мечом, тут спору нет.
Двумя мечами!
«…Искусство боя парой стальных мечей утеряно. То, что сохранилось, недостоверно. То, что известно мне, скорее догадки и предположения. Теория без практики мертва. Лягушка в колодце не знает большого моря. Только бой насмерть способен подтвердить или опровергнуть мои суждения, но бой насмерть в моем положении исключен. Убить кого-то ударом «ласточкиного хвоста», выяснить, что был прав, и унести это знание в ад?»
Я хорошо помнил слова сенсея.
– Цуиёши-сан, – вопрос рождался сам собой по мере того, как губы и язык произносили слова, вылетавшие наружу облачками пара. – Вы ведь и раньше наблюдали, как ваш отец упражняется с мечами?
– Да, много раз.
– С двумя мечами?
– Да.
– Как вы считаете, его стиль изменился? Манера ведения боя? Сенсей двигается так же, как прежде, или по-другому?
Цуиёши превратился в статую с широко вытаращенными глазами. В иной ситуации это рассмешило бы меня, но только не сейчас. Конечно, он даже не дал себе труд задуматься об этом! Снедаемый тревогой и подозрениями, не сопоставил действия отца-прежнего и отца-нынешнего. Сам мастер и учитель, Цуиёши с легкостью мог бы это сделать, но столь очевидное решение просто не пришло ему в голову!
Воистину, часто не видишь того, что у тебя под носом.
– Какой же я глупец! – Ясухиро-младший звонко хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался. Смех его напоминал смех безумца. – Как я сам не сообразил?! Конечно же, это мой отец! Его движения стали быстрее, резче, но это его движения! Ни малейших сомнений!
