Ронин выдернул из-за пояса тяжелый боккэн, занес над головой.
Заорав, Бенджиро бросился на ронина. С разбега боднул в живот, словно бешеный бык. Ронин взревел, согнулся, резко опустил руки. Торец рукояти впечатался в затылок Бенджиро; нет, ниже затылка, в основание черепа.
Бенджиро моргнул. С изумлением уставился на собственные руки, сжимавшие чужое оружие.
– Что, опять?! – вырвалось у несчастного.
* * *
– Во второй раз Бенджиро осознал себя практически сразу, – Фудо, казалось, прочел мои мысли. – Даже попытался скрыть фуккацу, не желая отдавать долг. Его разоблачили, лишили сословия на семь лет, перевели в хинин. Отбыл наказание, вернулся домой. С тех пор все стараются держаться от него подальше. Мало ли?
Я рассмеялся. Вот ведь суеверные люди!
Архивариус поднял палец, призывая меня к вниманию:
– Два фуккацу – это еще что! Один человек пережил целых три фуккацу!
– Он жил у нас в Акаяме?
– Почему «жил»? Он и сейчас вполне живой.
– Кто же это?
– Вы слыхали о Хитроумном Морио, Рэйден-сан?
Я своим ушам не поверил. Вот ведь удача! Ничего я не хотел так, как выяснить судьбу этого таинственного Морио!
* * *
Третий сын корзинщика Сусуми, Морио с детства мечтал стать каллиграфом или хотя бы писцом. Выучившись грамоте, он попросился в ученики к каллиграфу Дайики. После трех уроков Морио был изгнан наставником ввиду полной бездарности.
Отец пристроил Морио к семейному делу – плетению корзин. Увы, корзины выходили у Морио еще хуже, чем иероглифы: дырявые и кособокие.
Первое фуккацу парень пережил в семнадцать лет. Чиновник земельной управы строил дом, Морио проходил мимо – и растяпа-рабочий уронил тяжелую балку на голову бедняги.
Фуккацу!
В новом теле Морио первым делом явился… Да, к каллиграфу Дайики, проситься в ученики. Три занятия, и его вновь ждало изгнание: почерк и грамотность Морио нисколько не улучшились. Тогда парень устроился рабочим, сменив на строительных лесах своего невольного убийцу. Дело неожиданно пошло на лад. Класть стропила у Морио получалось не в пример лучше, чем плести корзины или марать бумагу. Семья вздохнула с облегчением: наконец-то непутевый сын при деле!
Спустя три года Морио женился. Еще через год, вернувшись домой в неурочный час, он застал жену с любовником.
– Мерзавец! – вскричал Морио.
В гневе он набросился на любовника с первым, что подвернулось под руку – молотком, который Морио всегда носил с собой. Жена, дура эдакая, бросилась между соперниками. А может, и не дура: не хотела, чтоб муж случайно убил молодого пекаря из лавки напротив. Ну да, фуккацу, пекарь окажется в теле мужа, но вот тело Морио – вернее, одна его конкретная часть – жену, похоже, не устраивала.
Случилась безобразная свалка. К несчастью, прическа жены растрепалась, и медная шпилька крайне неудачно вошла Морио в правый глаз. Тело обманутого мужа еще дергалось в агонии, когда женщина перевела тяжкий взгляд на испуганного любовника – и совершенно не по-женски влепила ему кулаком в нос.
Сломала, да.
Как позже выяснилось, жена носила ребенка. От кого? Какая разница, от кого, если Морио пришлось рожать? Ну, родил, вернее, родила. Корзинщик Сусуми обоих принял, не бросил. Едва сын подрос, дав матери чуточку свободного времени, как в голове Морио созрел хитроумный план. История со злополучным любовником не давала ему спать. Но теперь-то Морио был женщиной!
Молодой и привлекательной.
У каллиграфа Дайики имелся сын Нибори. Он пошел по стопам отца и должен был унаследовать семейное дело. Вот его-то Морио и решил соблазнить, а в обмен на постельные утехи потребовать обучения каллиграфии.
Соблазнительница из Морио вышла хоть куда – Нибори не устоял. Вскоре он уже ни в чем не мог отказать любвеобильной красотке. Отсутствие у возлюбленной успехов на поприще каллиграфии Нибори нисколько не смущало. Его-то интересовали совсем другие иероглифы! Но обман раскрылся. Старик Дайики случайно обнаружил листы, на которых имели место до боли знакомые каракули.
Тогда старик ворвался в комнату сына – и застукал обоих на месте преступления.
– Как ты мог?! – вскричал Дайики. – С кем ты связался? С этой бездарной шлюхой! С этим прохвостом Морио!
Нет, это решительно не был день сыновней почтительности. Слово за слово, и безобразная сцена в доме Морио повторилась едва ли не в точности: отец решил вышвырнуть шлюху голой на улицу, сын бросился защищать любимую…
Защитник из Нибори вышел аховый. Закрывая женщину собой от взбешенного отца, он неудачно оттолкнул ее себе за спину. С полки упал яшмовый ларец и вдребезги разбил изысканную вазу на низком столике. От вазы осталось лишь дно с острыми керамическими клыками по краям. Женщина споткнулась, ноги ее подкосились, клык впился в горло…
Фуккацу!
Дайики был безутешен. Но винить некого: несчастный случай. Тело сына каллиграфа занял Морио. Как ни странно, его план сработал – хотя и не так, как Морио предполагал. Теперь он мог начертать один-два столбца иероглифов прекрасным «журавлиным» почерком Нибори. Без единой ошибки, да! Но потом Морио сбивался на знакомые каракули. Если же ценой невероятных усилий ему удавалось сохранять почерк до конца – записи пестрели ошибками, как морская гладь солнечными бликами.
В службе Карпа-и-Дракона Нибори-второго, он же Хитроумный Морио, знали хорошо. Раз в шесть месяцев он приходил наниматься в писцы – и всякий раз проваливал испытания.
2. «Мое воображение отказывает»
– Обратите внимание, Сэки-сан!
Я перевел дух.
– Со второго раза и Бенджиро, и Морио быстрей обычного осознали себя в новом теле. Как и Тэнси в теле Акеми, если судить по рассказу дочки аптекаря.
Господин Сэки брюзгливо жевал губами. Так он делал в течение всего моего рассказа.
– Допустим. Продолжайте.
– Но дело не только в этом! Морио стал умелым строительным рабочим. Ладно, это могло быть случайностью: класть стропила проще, чем выписывать иероглифы. Но позже он преуспел как соблазнительница, а еще позже овладел превосходным почерком Нибори. Это при полном отсутствии способностей к каллиграфии!
– Вы хотите сказать, что при повторных фуккацу часть навыков тела передается новому владельцу?
– Да, Сэки-сан! Часть навыков и, возможно, часть воспоминаний, жизненного опыта. Чем больше человек пережил фуккацу, тем сильнее эта способность! Теперь я осмелюсь напомнить вам о странностях Тэнси. Заняв тело Зимней Хризантемы, он сумел обмануть носильщиков и слуг Акеми. Никто не заподозрил подмены. Он украл лодку: ни гейша, ни мельник не управились бы с лодкой! В Фукугахаме и речки-то приличной нет, не то что моря. Но Тэнси был уверен…
