…Ясухиро рубит наискось, Мигеру сдавленно охает. Левая рука моего слуги повисает плетью, маска со стуком падает на пол…
Камбун рубит наискось, Маэда сдавленно охает. Левая рука его повисает плетью, меч без звука падает на землю.
Нет.
Прежде чем маска падает, меч возвращается.
Прежде чем меч падает, клинок Камбуна возвращается.
На возврате, ни на миг не прервав движения, мой родич вспарывает противнику живот. Застонав сквозь зубы, Маэда падает на колени, прижимает к животу здоровую руку. Он пытается зажать рану, не дать кишкам вывалиться наружу дымящимся клубком. Меч Камбуна взлетает, солнце горит на полированной стали. Меч взлетает – и обрушивается на шею раненого самурая.
…замер в волоске от нее…
Нет, не замер.
Голова Маэды катится по земле.
«Если голова не была отрублена полностью, – сказал мне зимой сенсей Ясухиро, – убийца скорее всего поскользнулся.»
На этот раз Ивамото Камбун не поскользнулся.
* * *
Я заслуживаю смертной ссылки.
Я вскочил, не смущаясь присутствием сёгуна и первого министра. Я закричал. Утешением на острове Девяти Смертей мне послужит то, что к ссылке вместе со мной приговорят господина Сэки – старший дознаватель тоже вскочил и закричал.
Голова Маэды лежала у помоста. Опустив меч, как в начале схватки, Камбун смотрел на нас. Это был его взгляд, не Маэды. Когда он поклонился сёгуну, это был его поклон. Когда он пошел прочь, это была его походка. Когда он вытер меч платком и вернул клинок в ножны, это были его движения, и ничьи больше.
Фуккацу не произошло.
– Сакура! – отвечая моему воплю, вскричал сёгун. – Сакура зацвела!
И зашелся громоподобным хохотом, указывая на нас веером.
– Сакура зацвела! – откликнулся первый министр.
– Сакура! – подхватила площадь. – Сакура цветет!
– Первый цветок распустился!
– Первоцвет!
Смеялись все.
Глава четвертая. Дракон и тигр
1. «Куда он ведет, твой путь?»
– Вот, к примеру, рыба. Хорошо приготовленная, она прекрасна. Прекрасна она и сырая, нарезанная тонкими ломтиками. Но и в первом, и во втором случае соусы, маринад и соленья не будут лишними. Они полнее раскроют вкус тунца и морского окуня, оттенят вкус лосося с Хоккайдо, подчеркнут достоинства нежной форели, выловленной в реке Нагарагаве. Короче, доставят дополнительное удовольствие…
«Жареный тунец, – вспомнил я. – С дайконом, имбирем и васаби.» Любимое блюдо моего отца. Ответ на вопрос старшего дознавателя Сэки Осаму. Тогда это был прямой вопрос и прямой ответ. Сейчас же инспектор Куросава подразумевал нечто иное.
Что?
Я уже догадывался, что. Вернее, кто здесь соус и маринад.
Благодаря скудному освещению – единственному масляному фонарю – казалось, что лицо инспектора, широкое как луна, колышется в облаках пара. Колеблется, меняет очертания подобно зыбкому призраку.
Одно лицо, больше ничего.
Все остальное скрывала банная бочка, в которой расположился инспектор. Нам с господином Сэки выделили другую бочку, одну на двоих. Иначе горячей воды не напасешься.
– Новичков вроде вас приглашают всякий раз, когда проводятся поединки в деревнях, подобных Фукугахаме. Обычно это дознаватели из местной службы Карпа-и-Дракона. Полагаю, вам не надо объяснять причины такого выбора? В конце концов, происходящее в Фукугахаме имеет прямое отношение к делам вашей службы.
– Скорее уж не происходящее!
Инспектор хихикнул басом. Пар над его бочкой пошел волнами, лицо господина Куросавы приобрело жуткое сходство с демоном Нукэ-куби
[70].
– Ловко подмечено, Сэки-сан! Вот именно, не происходящее. Созерцание новичков, не знающих, чего им ждать – острая приправа к основному блюду: поединкам. Сёгун и его свита получают от этого тончайшее, не сравнимое ни с чем наслаждение. «Сакура зацвела!» Они смеются и радуются, видя ваше смятение. Кстати, ваше смятение было наивысшей пробы. Вы уже видели убийство без фуккацу, но были уверены, что случай с Тэнси уникален. Это чудо, считали вы, а чудо не происходит дважды. Да еще в одной и той же деревне! Разрешите вас поздравить, вы кричали просто великолепно.
– Доставить удовольствие сёгуну, – провозгласил Сэки Осаму, – величайшая честь.
Тон его был столь холодно-официален, что я испугался: как бы вода в нашей бочке не покрылась коркой льда! С другой стороны, жаль, что этого не произошло. Лед в бочке совсем не помешал бы. Как я до сих пор не сварился, ума не приложу.
А инспектор, представляете, еще потребовал ту бочку, где вода погорячее!
– Уверен, сёгун был доволен вами.
– Мы исполнили то, что от нас требовалось?
– В наилучшем виде, заверяю вас!
Следующую реплику Сэки Осаму я представил себе так же ясно, как если бы сам готовился ее произнести. Искушенный в интригах Куросава понимал это не хуже меня – и нисколько этому не противился. Более того, потворствовал.
– Умоляю простить мою дерзость, инспектор. Но смею напомнить, что вы не до конца выполнили свое обещание.
– Неужели?
В бочке инспектора хлюпнуло, часть воды пролилась на пол. Похоже, Куросава всплеснул руками.
– Какое именно?
– Еще в первое наше посещение Фукугахамы вы обещали сообщить нам все подробности происходящего здесь. Не хочу показаться назойливым, но пока что вы ловко уклоняетесь от этого. Сёгун получил удовольствие? Неужели теперь мы не можем присоединиться к знатокам вроде вас?
– А ведь правда!
Из бочки возникла широченная ладонь. Инспектор звонко хлопнул себя по лбу. Во все стороны полетели брызги.
– Самурай держит данное слово. С другой стороны, я сказал, что поделюсь с вами этими сведениями, но я ведь не сказал, когда я это сделаю?
Улыбка растянула губы Куросавы:
– Ладно, не злитесь. Сейчас самое время.
Рассказ инспектора
Я, Куросава Хигаси из Эдо, правительственный инспектор надзора, рассказываю вам то, что не предназначено для чужих ушей. Это государственная тайна. Быть приобщенным к ней – большая честь и еще бо́льшая ответственность. Не сомневаюсь, что у вас достанет сил нести этот груз. Иначе по окончании моей повести я бы потребовал от вас обоих покончить с собой.
