— Да, сэр, — ответил Эйб и повернулся, чтобы уйти.
Грэйнии хотелось окликнуть его и попросить не покидать ее, но ведь Родерик Мэйгрин мог отхлестать его и даже убить, и она была бы не в силах этому воспротивиться.
Однако появление Эйба, кажется, отвлекло внимание Мэйгрина от нее; отерев губы тыльной стороной руки, он повернулся к ней:
— Одевайтесь поживее, иначе убедитесь, что я не шучу, когда говорю, что заберу вас как есть. В качестве моей жены вам придется привыкнуть к послушанию, иначе вам не сдобровать.
После этих слов он направился к двери.
Дойдя до нее, сообразил, что если унесет с собой фонарь, то Грэйния останется в темноте.
С громким стуком водрузил фонарь на комод и, держась за перила, начал спускаться по лестнице с криком:
— Зажги свечи, ты, ленивый раб! Какого дьявола мне тут спускаться в темноте?
Грэйния не в состоянии была двигаться, как будто ее разбил паралич. В голове лихорадочно пронеслась мысль, что лишь один человек на свете мог спасти ее сейчас, избавить не только от возвращения в Мэйгрин-Хаус, но и от брака с его хозяином.
Увы, добраться до этого человека было невозможно.
В доме была только одна лестница, слуги спали не в доме, а в хижинах, каждая семья в своей.
Уйти было можно только через холл, а Родерик Мэйгрин сидел либо в столовой, либо в гостиной и, разумеется, увидел бы ее и догнал.
Мало того, он мог бы проследить, куда она направляется, и тогда она выдала бы графа человеку, который отомстил бы и, вполне вероятно, погубил бы всех, кто находился на корабле.
«Что же мне делать? Что же делать?» — твердила Грэйния, как в бреду.
Выбора не было, и она встала с постели.
Она вовсе не склонна была недооценивать угрозу Мэйгрина увезти ее отсюда «как есть», то есть прямо в ночной сорочке, чтобы унизить ее и тем самым доказать свою власть над ней и над ее отцом.
И завтра она станет женой такого человека!
Нет, она не выйдет за него замуж. Если такова ее судьба, то она скорее убьет себя, чем вступит в ненавистный брак.
Покончив с собой, она, наверное, окажет помощь отцу: пока его графский титул полезен Мэйгрину в общественном смысле, он не приведет в исполнение угрозу упрятать отца в тюрьму.
«Я убью себя!» — твердо решила Грэйния; оставалось только придумать, как осуществить это.
Время шло, и она медленно начала одеваться.
Едва она успела достать из гардероба платье, в котором была днем, и накинуть его на себя, как появился Эйб.
Он так тихо поднимался по ступенькам лестницы, что Грэйния его не услышала и теперь смотрела на него, как смотрела, бывало, в детстве, угодив в какую-нибудь переделку.
— Эйб… Эйб! — пролепетала она. — Что мне делать, Эйб?
Эйб приложил палец к губам, потом подошел к одному из чемоданов, закрыл его, перевязал и, наконец, проговорил еле слышным шепотом:
— Ждите здесь, леди, я за вами приду. Грэйния уставилась на него в изумлении. Что он задумал?
Эйб поднял чемодан, водрузил его себе на плечо и пошел вниз по лестнице, стараясь топать как можно громче.
Должно быть, он прошел через холл; через несколько минут Грэйния услыхала, как он сказал очень спокойно и почтительно:
— Еще выпить, сэр?
— Да, принеси и заканчивай с багажом! — прорычал Родерик Мэйгрин, и Грэйния догадалась, что он расположился в гостиной.
— Еще три чемодана, сэр.
— Скажи своей хозяйке, чтобы спустилась сюда. Хочу с ней поболтать, скучно тут сидеть одному.
— Она не готова, сэр, — ответил Эйб, по-видимому, с середины лестницы.
Он вошел в спальню, закрыл второй чемодан и понес его вниз.
Потом Грэйния услыхала, что он подает Мэйгрину спиртное.
Может, матушка Мэйбл готовит напиток в кухне? Нет, оттуда не слышно голосов… Эйб снова поднялся наверх — на этот раз не с пустыми руками.
Он принес большую корзину для белья, в которую обычно складывали выстиранные вещи перед тем, как вешать для просушки.
Грэйния все больше удивлялась. Эйб поставил корзину на пол и молча показал, чтобы она туда влезла.
Она поняла и быстро свернулась клубочком в корзине, а Эйб все так же молча снял простыню с кровати и накрыл ею девушку, подоткнув со всех сторон края.
Ухватился за ручки корзины и потащил ее вниз.
Сердце у Грэйнии колотилось от страха: как ни пьян был Родерик Мэйгрин, но он мог обратить внимание, что привезенные из Лондона наряды почему-то сложены в корзину для белья.
Как бы то ни было, вряд ли ее можно было вынести из дома в чем-то еще, и Эйб, видно, рассчитал, что мистеру Мэйгрину никак не придет в голову, что Грэйния попытается бежать столь недостойным образом.
Эйб миновал последнюю ступеньку лестницы.
Двинулся через холл мимо открытой двери гостиной.
В отверстия между прутьями корзины Грэйнии были видны огоньки нескольких свечей; ей показалось, что видит она и распростертое в одном из удобных кресел тело ненавистного ей человека со стаканом в руке.
Впрочем, она не была уверена, он ли это, в самом деле, или только плод ее воображения.
Эйб вышел в дверь и двинулся по коридору к кухне, а Грэйния затаила дыхание в страхе, что в самый последний миг услышит окрик Родерика Мэйгрина.
Но Эйб продолжал идти; он вынес корзину через заднюю дверь, но не остановился, а двинулся в заросли бугенвиллии, подобравшиеся к стенам дома вплотную.
И когда, он наконец, поставил корзину на землю, осознала, что Эйб ее спас, что теперь она может пробраться к графу, и Мэйгрин не узнает, куда она скрылась.
Эйб убрал простыню, и при лунном свете Грэйния увидела устремленные на нее встревоженные глаза.
— Спасибо, Эйб! — прошептала она. — Я пойду на корабль.
Эйб кивнул и сказал:
— Чемоданы принесу потом.
И показал Грэйнии два чемодана, надежно спрятанные в кустах.
— Будь осторожен, — предупредила Грэйния, и Эйб улыбнулся.
Внезапно страх нахлынул на нее, словно приливная волна, и Грэйния бросилась бежать; она мчалась со всех ног, как будто Родерик Мэйгрин преследовал ее на пути к гавани.
Глава 5
Между деревьями было темно, однако Грэйния не замедляла бег. И вдруг налетела на что-то; в одно мгновение она сообразила, что это человек, и вскрикнула от страха.
Вскрикнула — и поняла, кто перед ней.
— Спасите меня! Спасите! — привнесла она умоляющим, испуганным шепотом, опасаясь, что ее услышит кто-то еще.
