— Нет-нет, я этого не хочу! — вскричала Грэйния.
Анри отставил кувшинчик в сторону и принес другой, со свежей водой; он намочил водой только что окрашенную прядь, и она приняла свой естественный цвет.
— Какой же ты умница, Анри! — воскликнула Грэйния.
— Это очень хорошая краска, — гордо заявил Анри. — Когда война кончится, я пущу ее на рынок и разбогатею.
— Желаю успеха и уверена в нем.
Анри объяснил, что, если пользоваться краской из грецкого или мускатного ореха, понадобятся месяцы, чтобы волосы отросли и приобрели цвет, присущий им от природы.
— А эта совсем другая, — твердил он, — и вот увидите, мадемуазель, весь Париж начнет охотиться за «Волшебной краской Анри»!
— Анри, я в восторге от того, что испробую ее первая, — со смехом сказала Грэйния.
Анри принес таз и кувшин и помог ей покрасить волосы.
Взглянув на себя в зеркало, гораздо большее, чем то, каким она пользовалась прежде, Грэйния не слишком пришла в восторг от своей изменившейся, почти чужой наружности.
Потом она пригляделась получше и заметила, что ее белая кожа приобрела жемчужно-серебристый оттенок, и что более темные волосы придают ей несколько загадочный вид.
На следующее утро она вышла на палубу в смущении, но друзья графа осыпали ее неумеренными похвалами.
Они произносили свои комплименты столь громогласно, что Грэйния попросту сбежала от них. Когда она подошла к графу, и на этот раз стоявшему у штурвала, тот сказал:
— У меня появилась прехорошенькая новая родственница! Вы поистине станете украшением анналов семьи де Ванс!
— Я боялась, что вы будете стыдиться меня.
Он улыбался ей, и глаза говорили красноречивее слов, что он по-прежнему восхищается ею, а Грэйнии только того и надо было.
Она встала рядом с Бофором и попросила показать, как управляют кораблем.
И, конечно же, было приятно чувствовать свою власть над кораблем, но еще приятнее было то, что Бофор стоял совсем рядом с нею у штурвала, накрыв ее руки своими.
Грэйния ощущала близость его тела, они вместе смотрели на горизонт и, казалось, плыли на край света, оставив прошлое позади.
Как только граф отошел от нее, Грэйния почувствовала себя совершенно одинокой.
Она была такой счастливой все последние дни и так боялась, что на Сен-Мартене все пойдет иначе.
Она загляделась на Бофора, который уже находился на нижней палубе, и забыла про штурвал, так что судно повернулось к ветру.
В ту же минуту один из мужчин кинулся ей на помощь и выправил курс.
Грэйния отдала ему штурвал и спустилась на нижнюю палубу к Бофору.
Она вдруг поняла, что хочет быть возле него, совсем рядом, что без него ей очень плохо.
«Что со мной происходит? — спрашивала она себя. — Что за удивительное чувство?»
Ответ поразил ее, словно гром выстрела одной из пушек, расположенных по бортам корабля.
Она полюбила!
Полюбила человека, которого знала всего несколько дней. Человека, с которым чувствовала себя в безопасности, но сам-то он был пиратом, изгнанником, объявленным вне закона и англичанами, и французами; за его голову была назначена награда.
«Но я люблю его, несмотря ни на что!» — сказало Грэйнии ее сердце.
Ни секунды больше не могла она оставаться в отдалении от него и поспешила подойти поближе.
Глава 6
Грэйния увидела, что Сен-Мартен не так красив, как Гренада с ее горами и тропическими лесами, но его золотые пляжи выглядели чудесно.
Пока корабль плыл вдоль острова, она заметила множество маленьких уютных бухточек.
Корабль встал на якорь, и хотя место стоянки не было таким укромным, как Тайная гавань, оно все же вполне годилось в качестве убежища для пиратского судна.
Пока команда убирала паруса, граф помог Грэйнии сойти на берег; они прошли небольшое расстояние по невысоким скалам, и тут Грэйния увидела очень красивый дом.
Он был невелик и напоминал старые плантаторские дома на Гренаде с обычной верандой, увитой разросшимися лианами.
Граф не произнес ни слова; Грэйния хотела было похвалить дом, но решила, что Бофор, скорее всего, вспоминает свой дом на Мартинике и хотел бы, чтобы сейчас они оказались там, а не здесь.
Он отпер дверь ключом. Они прошли через маленький холл в гостиную, и Грэйния даже слегка вскрикнула от неожиданности.
Комната была обставлена изысканной инкрустированной французской мебелью, включая несколько особенно красивых комодов с мраморными столешницами, позолоченными ручками и великолепно изукрашенными ножками.
На стенах висели портреты, явно изображающие предков графа; Грэйния решила, что все это фамильное достояние граф перевез сюда из своего дома на Мартинике.
Были здесь и фарфоровые статуэтки, среди которых она узнала изделия знаменитых севрских фабрик под Парижем; на полу лежал обюссонский ковер.
— Так вот где вы спрятали ваши сокровища! — воскликнула Грэйния.
— Здесь они, по крайней мере, в безопасности, — сказал на это Бофор.
— Я очень, очень рада, что вам удалось увезти их.
Грэйния собиралась получше рассмотреть картины и фарфор, но граф вдруг произнес каким-то необычным голосом:
— Грэйния, я хочу поговорить с вами, прошу вас выслушать меня.
Она взглянула на него вопросительно, и он продолжал:
— Вы просили меня о защите, и я хочу обеспечить ее вам. Я немедленно пошлю за женщиной, которая присматривала за домом в мое отсутствие, и попрошу ее ночевать здесь.
— Но зачем? — удивилась Грэйния. — И… где же будете вы?
— Вам должно быть совершенно ясно, что мне не стоит оставаться с вами в доме, — ответил граф. — Я ночую на корабле вместе со своей командой, а вам совершенно нечего бояться.
Грэйния промолчала, и граф заговорил снова:
— Вероятно, мне не надо и напоминать вам, что вам следует играть роль француженки постоянно, то есть говорить только по-французски, думать по-французски… словом, быть француженкой во всех отношениях.
— Я постараюсь, — негромко проговорила Грэйния, — но я думала, что раз уж мы здесь, то можем быть… вместе.
В голосе ее прозвучала почти что мольба, но, к ее удивлению, граф отвернулся и не смотрел на нее; Грэйния поняла, что он ответит отказом.
В эту самую минуту возле дома послышался чей-то крик, потом громкие поспешные шаги на веранде, и в комнату буквально ворвался Жан.
— Vite… Vite! Monsieur! — задыхаясь, прерывисто заговорил он. — Un bateau en vue!
[8]
