– Ты уж извини, что я тут не в себе, – сказала я. А потом: – Слушай, Марти, я себя и в самой что ни на есть крохотулечной роли представить не могу.
– Восемь месяцев назад я себя тоже не мог представить, – сказал он. – А теперь смотри – леди Макбет.
– Марти, – снова потянулась я за его пальцем, – ты не ответил на вопрос. О том, так ли это на самом деле.
– Ах, ты об этом, – со смехом сказал он, перекидывая руку на другую сторону. – Спроси лучше что-нибудь другое.
– Хорошо, – сказала я. – Почему меня заклинило на восьмерке? Потому что у меня мозги восьмерят?
– У числа восемь много разных свойств, – сказал он, вдруг становясь серьезным, каким он обычно и бывает. – Число углов у куба.
– Хочешь сказать, что слишком простая? – спросила я. – Как кувалда?
– Но самое необычное свойство восьмерки, – продолжил он, хмуря лоб, – в том, что, лежа на боку, она обозначает бесконечность. Так что горизонтальная восьмерка, – и тут его загримированное, от природы патетическое лицо озарилось вдохновением и истовостью, – дорога в вечность!
Ну, не знаю. В театре всегда найдется человек, помешанный на нумерологии. С ее помощью подбираются сценические имена. Но за Мартином я никогда такого не замечала. Он всегда казался мне скептиком и циником.
– У меня насчет восьмерки другая идея имеется, – неуверенно сказала я. – Пауки. Эта восьминогая звездочка на лбу у мисс Нефер… – Я с трудом уняла дрожь.
– Мисс Нефер тебе не нравится? – произнес он, словно констатируя факт.
– Я ее боюсь.
– Не стоит. Она необыкновенная женщина, а сегодня ее роль бесконечно труднее моей. Нет, Грета, – продолжил он, видя мое желание возразить, – поверь, ты сейчас в этом ничего не понимаешь. Точно так же ничего не понимаешь в пауках – и зря боишься их. Они первые влезают на мачту и первые сходят на берег. Они плетут паутины; они протягивают нити; они соединяют. Они – Шива и Кали, связанные любовью. Они – двойная мандала, начало и конец, покоренная бесконечность на марше…
– А еще они на моей нью-йоркской ширме! – воскликнула я, чуть подаваясь назад на кушетке и указывая на блестящую серебряно-черную штучку под мячиком Вилли.
Мартин осторожно взял шнурок двумя пальцами и поднес вещицу к глазам.
– И глаз тоже восемь, – сказал он. – Бедный божок. – И вернул его на место.
– Марти?! Марти?! – Отчаянный сценический шепот Сида разнесся по всей гримерке.
Мартин поднялся:
– Да, Сид?
Сид продолжил говорить шепотом, но тот из отчаянного превратился в свирепый:
– Ах ты, дрянная скотина! Ты что, не знаешь – сцена с котлом в самом разгаре? Уже почти мой выход, а у нас пока лишь ведьмы, две из трех! Сопляк безмозглый!
Не успел Сид произнести и половину своей тирады, как Мартин выскользнул из-за ширмы и побежал по гримерке. Когда он выходил в дверь, я услышала смачный шлепок и не сдержала улыбку. Мартину предстоит впервые исполнять роль леди Макбет, он на седьмом небе от счастья, – легко догадаться, что он начисто забыл о второй ведьме, которую тоже играть ему.
VI
Я перепрыгну чрез черту
И за гранью смерти
От наслаждений не откажусь.
Из пьесы Джона Уэбстера «Герцогиня Мальфи»
Я села на то место, где только что был Мартин, и для начала отодвинула ширму так, чтобы видеть остальную часть гримерки, и всех, кто входит в дверь, и любые движения за тонкой полупрозрачной занавеской, отделяющей мужскую часть от женской.
Я собиралась пораскинуть мозгами, но вместо этого просто сидела, чувствуя свое тело, воспринимая место, в котором оно находится, и успокаиваясь, а может, готовясь. Я даже знала точно, что из двух, но думать здесь, так или иначе, было не о чем – только чувствовать. Сердце стало биться медленно, веско. Спина выпрямилась.
Никто не входил и не выходил. Издалека доносились голоса Макбета и ведьм, слова призрака.
Я глянула на нью-йоркскую ширму. Все, что на ней, потеряло свою силу. Никакой защиты.
Я открыла чемодан, чтобы достать милтаун, но вместо него проглотила таблетку декседрина
[141]. Потом встала, и меня затрясло как в лихорадке.
Я добралась до конца занавески, подошла к столику Сида и спросила Шекспира: «Правильно ли я себя веду, папка?» Он ничего не ответил со своего портрета. Вид у него был хитроватый, будто он много чего знал, но не собирался со мной откровенничать, и тут я обнаружила, что думаю о маленьком фото в серебряной рамке, которая на этом столике стояла раньше, – какой-то нагловатого вида актер; а поперек снимка автограф белыми чернилами: «Эрих». Ну то есть я думала, что это актер. Он был немного похож на Эриха фон Штрогейма
[142], но покрасивее и одновременно неприятнее. Эта фотография огорчала меня, даже не знаю почему. Наверное, Сид заметил, потому что в один прекрасный день она исчезла.
Я представила, как серебристо-черный паучок ползет по запомнившейся серебряной рамке, и почему-то мурашки побежали по коже.
Да, пользы мне от всего этого не было никакой, – наоборот, снова появилось такое гнетущее чувство, что я поспешила выйти. В дверях проскользнула мимо актеров, отыгравших в сцене с котлом, но ударилась бедром о здоровенную щеколду.
За дверью я увидела Мод, которая стаскивала с себя одеяния Третьей ведьмы, на глазах превращаясь в леди Макдуф. Она вымучила для меня улыбку.
– Как дела? – спросила я.
– Да вроде все в порядке, – пожала она плечами. – Ну и публика! Шумят, как школьники.
– Слушай, а почему Сид не взял на твою роль мужика? – спросила я.
– Наверное, лопухнулся. Но я убрала грудь и играю миссис Макдуф, как это делал бы мужик.
– И как же это можно делать девушке в платье? – спросила я.
– Она сидит будто кол проглотила и воображает себя мужчиной, – сказала Мод, протягивая мне ведьмин плащ. – Извини, мне нужно найти моих детишек, а потом идти на заклание.
Я сделала еще несколько шагов в направлении сцены, как вдруг возникло ощущение, будто меня легонько удерживают за ногу. Глянула – черная нитка от нижней кромки свитера уходит в гримерку. Видать, зацепилась за щеколду. Я чуть подвинулась (на дюйм, не больше), осторожно подергала ее, чтобы понять, с чем имею дело, и сразу получила ответ: клубок Тезея
[143], нить паутины, пуповина.
Я перекусила нитку ногтями, и она отпрыгнула. Но дверь в гримерку не исчезла, кулисы не изменились, конец света не наступил, и я не рухнула наземь.
