Следующие несколько часов я выскабливал патогенную ткань из полости опухоли – жесткую и резиновую, как пережаренный эскалоп, – пока не осталась одна пустая оболочка. Миллиметр за миллиметром я отслаивал эту оболочку, сросшуюся со здоровой мозговой тканью. Я действовал очень осторожно, поскольку главным для меня было в процессе удаления опухоли не повредить поверхность мозга.
И вот я закончил, однако правая и левая лобные доли все еще оставались деформированными, по-прежнему предоставляя обширное ложе для менингиомы, которой уже не было. Но я знал, что это нормально: теперь, когда лобные доли больше не испытывают постоянного давления, они расправятся и примут положенную форму – это вопрос нескольких месяцев.
И еще я знал, что Уильяму на восстановление понадобится время. Когда мы переводили его в отделение реабилитации, он по-прежнему держался холодно-отстраненно и безучастно, как Спок из «Звездного пути». А через две недели, когда он явился на первый послеоперационный осмотр, я впервые заметил ухмылку на его лице. Прошло еще несколько месяцев, и я узнал, что Уильям возвратился в жизнь – теперь у него были и работа, и машина, и жилье. Возможно, он не сможет вернуться в прежнюю профессию, но, по крайней мере, восстановил отношения со своими взрослыми детьми, которые прежде сторонились его, подозревая в тяжелой наркотической зависимости.
Оглядываясь мысленно на случай Уильяма, я не устаю поражаться, насколько наше благополучие зависит от утонченной и хрупкой архитектуры мозга. Давая нам способности, мозг волен и отнять их у нас. Мы привыкли считать, что нашу личность определяют присущие нам высшие психические функции – интеллектуальные или творческие – и все то, что мы благодаря им создали или сделали возможным. Вряд ли кто-нибудь говорит о другом человеке, что тот «имеет креативность» – нам привычнее сказать, что «он креативный». Но стоит опухоли вторгнуться в лобную долю и растолкать ее правую и левую части, как мы убеждаемся – вот неожиданность! – что высшие психические функции совсем не наша неотъемлемая собственность, они лишь даны в пользование. И что любопытно: при повреждении одной из двух лобных долей человек по-прежнему может быть способен к нормальной жизнедеятельности. Эта согласованность обеих частей лобной доли рождает наивысшую форму психической деятельности – творчество.
Итак, что же рассказывает нам о природе творчества случай бывшего телепродюсера, у которого образовалась опухоль между правой и левой лобными долями? И как получилось, что вследствие постоянного давления на лобную долю опухоль отняла у Уильяма способность к творчеству? И где, в каком именно месте, высекается эта таинственная искра творчества?
ВЫДУМКИ О МОЗГЕ: МИФ О ПРАВОПОЛУШАРНОСТИ/ЛЕВОПОЛУШАРНОСТИ
Миф о правополушарности/левополушарности, определенно, одна из самых смехотворных выдумок о роли мозга. Зародился этот миф в 1973 году, когда в воскресном приложении к New York Times появилась статья, посвященная исследованиям будущего Нобелевского лауреата Роджера Сперри. «У каждого из нас доминирует либо левое полушарие, либо правое», – заявлялось там. Далее отмечалось, что, судя по всему, правое полушарие мозга отвечает за творческие или артистические способности, тогда как левое – за логику и аналитические способности и что каждый человек больше склонен к одному или другому типу способностей.
Все это выглядело так умно и здорово, что идея немедленно шагнула в массы и стала «общеизвестным фактом». Правда, она грешила одной маленькой проблемкой: совершенной ошибочностью. И дальнейшие исследования не оставили от нее камня на камне. Единственное здравое зерно в этой выдумке – что определенные отделы левого полушария мозга действительно изначально вовлечены в речевую деятельность и выполнение математических задач, например расчетов, или запоминание собственного распорядка дня. Но само понятие, что люди делятся на «правополушарных», с более выраженными творческими способностями, и «левополушарных», склонных к логическому мышлению, не имеет оснований. Убедительнее всего миф о доминировании правого или левого полушария развенчало опубликованное в 2013 году исследование ученых из Университета Юты
[39]. Они изучили результаты МРТ мозга более тысячи людей от 7 до 29 лет, чтобы удостовериться, существуют ли подтверждения теории, что одни люди больше используют левое полушарие своего мозга, а другие – правое.
После серии исследований ученые заключили: «Полученные нами данные идут вразрез с описанием мозга в целом, предполагающим, что у одних индивидуумов сильнее развита нейронная сеть правого полушария, тогда как у других – нейронная сеть левого полушария». Проще говоря, одержимые математики и программисты, равно как художники и поэты, в одинаковой степени задействуют мощь обоих полушарий своего мозга.
Россыпи огоньков
Бесспорно, лобные доли – тот отдел мозга, который изнутри «упирается» в лоб, – имеют ключевое значение для творчества. Как самая «умная» часть мозга, его «командный пункт», лобная доля позволяет нам вести себя организованно, сознательно и целеустремленно – эти способности категорически недоступны нашим меньшим братьям.
Но один в поле не воин, и в одиночку с такого рода актами высшей психической деятельности лобная доля не справилась бы.
Обратим внимание на мозжечок – сгусток мозговых клеток, который лежит ниже и позади большого мозга и выдается из мозгового ствола, как выросший на старом дереве гриб. Когда я только поступил на медицинский факультет, нас учили, что он отвечает исключительно за точность мышечных движений, выработанных годами практики. Между тем опубликованные в последние годы исследования четко показывают, что повышенная активность мозжечка напрямую связана с решением творческих задач. И как сейчас считается, этот участок мозга координирует творческое мышление точно так же, как и точность мышечных движений.
Но чтобы возникло творчество, весь мозг, все его отделы должны действовать согласованно, гармонично и синхронно, как симфонический оркестр или, если хотите, футбольная команда. Искра творчества не вспыхивает в каком-то одном месте, нет, она высекается во всех точках, объединенных в величественную сеть.
Откуда нейробиологам знать, когда различные области мозга взаимодействуют и общаются? А мы подсмотрели за ними с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии, которая производит не отдельные 3D-снимки, а снимает видеоролик работающего мозга. Это и позволяет прослеживать секунда за секундой, какие участки головного мозга проявляют больше или меньше активности, о чем мы судим по величине притока крови к разным его зонам в процессе нейронной активности. (Да, клеткам мозга тоже требуется больше крови, когда они активны, – точно так же, как вашим мышцам, когда вы переходите с шага на бег.) А хитроумные компьютерные программы дают возможность рассчитать, насколько вероятно, что активность нейрона вот здесь, в этом конкретном месте, синхронизирована с активностью другого нейрона вон там. Программа способна одновременно определять вероятности для десятков тысяч нейронов. Таким образом, она устанавливает, если мне будет позволена метафора, мигают ли огоньки в этой садовой гирлянде согласованно и стройно, или они рассинхронизированы и вспыхивают как попало? Так вот, теперь мы знаем: для творческой деятельности необходимо, чтобы все «огоньки» мигали согласованно.
