Сен указал на то, что в голоде часто обвиняют стихийные бедствия. Но когда такие бедствия обрушиваются на демократические страны, политики более склонны действовать, а не стремиться сохранить поддержку избирателей. «Не удивительно, что Индия продолжала периодически голодать под британским правлением (последний голод, который я засвидетельствовал в детстве, был в 1943 г.), но все это «внезапно» исчезло с установлением многопартийной демократии и свободного рынка», – писал Сен.
Называя подъем демократии «выдающимся достижением» XX в., Сен объясняет, почему использование еды как идеологического, а также военного оружия стало менее распространенным. Редкий, но яркий тому пример – использование еды в 2008 г. в качестве рычага воздействия диктатором Зимбабве Робертом Мугабе. Он возглавил процесс уничтожения сельского хозяйства страны и превратил ее из региональной житницы в зону бедствия. С 2000 по 2008 г. производство сельскохозяйственной продукции упало в Зимбабве на 80 %, безработица увеличилась до 85 %, инфляция выросла более чем на 100 000 %, ожидаемая продолжительность жизни не превышала 40 лет, и 3 млн зимбабвийцев, или около одной пятой населения, сбежали из страны. В условиях кризиса Мугабе путем насилия и запугивания сфальсифицировал серию выборов и направил продовольственную помощь членам своего правительства и в регионы, где его поддержка была самой сильной. Области, которые сочувствовали оппозиции, просто не получили продовольствие.
В июне 2008 г. Мугабе обвинили в подкупе людей в оппозиционных районах. Там он обещал обеспечить продуктами питания тех, кто откажется от документов, удостоверяющих личность, необходимых для голосования на президентских выборах, чтобы помешать им голосовать за кандидата от оппозиции. Представитель Госдепартамента США Шон Маккормак заявил журналистам, что Мугабе «использует пищу в качестве оружия, использует голод детей против родителей, чтобы помешать им проголосовать по совести, за лучшую жизнь в Зимбабве». Мугабе ответил, что западные агентства по оказанию помощи сами используют пищу для своих политических целей, и запретил им распространять еду в оппозиционных районах. «Эти финансируемые Западом агентства также используют продукты питания как политическое оружие, с помощью которого можно проводить кампании против правительства, особенно в сельской местности», – заявил он.
В наши дни случаи откровенного использования пищи в качестве оружия крайне редки. В западных демократиях, однако, еде нашли другую, более тонкую политическую роль. Теперь это поле битвы, на котором происходят более широкие политические бои. Причина тому – разнообразие продуктов питания, доступных западным потребителям в результате общемировой торговли; растущий интерес к последствиям политики выбора продуктов питания; их необычный статус в качестве потребительского продукта, действующего как громоотвод при решении более широких социальных проблем. Почти любые политические взгляды можно выразить покупкой или отказом от покупки того или иного продукта питания.
Поэтому, к примеру, забота об окружающей среде может быть выражена защитой местных и органических продуктов; продукция «честной торговли» способна подчеркнуть несправедливость правил мировой торговли, диктуемых крупными корпорациями. Сюда же можно отнести финансирование социальных программ для низкооплачиваемых работников и их семей. Споры о генетически модифицированных продуктах питания позволяют выразить обеспокоенность беспрепятственным продвижением новых технологий и степенью зависимости фермеров от крупного агробизнеса. Покупатели могут купить тунца, дружественного к дельфинам, птицу, кофе и бананы, доходы от продажи которых поддерживают образовательные программы для производителей в Коста-Рике. Они могут выразить желание примирения на Ближнем Востоке, покупая «мирное масло» из оливок, собранных в оливковых рощах, где израильтяне и палестинцы работают бок о бок. Они могут сигнализировать о недовольстве большими сетевыми компаниями, бойкотируя супермаркеты в пользу небольших магазинов или фермерских рынков.
Пищу можно использовать и для конкретных протестов против компаний или правительств. Так, в 1999 г., когда Жозе Бове, французский политический активист, захотел выразить свое несогласие с мощью Соединенных Штатов и влиянием многонациональных корпораций на французские традиции и местные компании, он разрушил «Макдоналдс» в городе Мийо, загрузил его обломки на трактор и вывез их за пределы города. В 2008 г. в Южной Корее были огромные публичные протесты против импорта американской говядины, якобы не соответствовавшей нормам безопасности. Но в действительности протесты выходили за рамки одной лишь говядины. Протестующие выразили беспокойство по поводу устранения торговых барьеров и недовольство правящей партией Южной Кореи, позволяющей, по их мнению, манипулировать собой.
Идея использования продовольствия для разработки более широких политических требований восходит к 1791 г., когда британские потребители свой протест против рабства выразили через бойкот сахара. Был распространен поток брошюр, в том числе шокирующий манифест от Антисахарного общества, в котором была помещена иллюстрация рабовладельческого корабля, набитого закованными в кандалы людьми. Газетная реклама, размещенная квакером-торговцем Джеймсом Райтом в 1792 г., отражала эти настроения: «Будучи под глубоким впечатлением от Страданий и Несправедливости по отношению к этим глубоко раненным Людям, а также опасаясь, что пока я являюсь дилером этого продукта, основы работорговли, я поддерживаю Рабство, я использую этот метод информирования своих клиентов о том, что планирую прекратить продажу сахара, пока я не смогу закупать его по каналам менее грязным, не связанным с Рабством и менее загрязненным человеческой кровью».
Участники кампании утверждали, что если хотя бы 38 тыс. британских семей перестанут покупать сахар, влияние на прибыль плантаторов будет достаточно серьезным, чтобы положить конец работорговле. На пике бойкота один из лидеров кампании утверждал, что 300 тыс. человек отказались от сахара. Некоторые участники кампании разбивали чашки на публике, так как они были испорчены сахаром. Чаепития стали социальными и политическими минными полями. Было ненормальным просить сахар, если его не предлагала воздерживающаяся хозяйка. Но не весь сахар считался одинаково плохим. Некоторые люди полагали, что более дорогой сахар из Ост-Индии менее этически проблематичен, пока не выяснилось, что он тоже в большой степени выращивается рабами. В 1807 г. Великобритания запретила работорговлю. Но был ли это результат бойкота или серии восстаний рабов, осталось загадкой. Были люди, которые утверждали, что бойкот усугубил положение: поскольку прибыль плантаторов упала, и они теперь вполне могли относиться к своим рабам еще более жестоко. Но не было никаких сомнений, что «сахарный бойкот» привлек внимание к вопросу рабства и помог мобилизовать политическую оппозицию.
То же самое относится и к сегодняшним дебатам о еде. Их реальное значение заключается не столько в их прямом воздействии, сколько в том, что они являются для правительств основным индикатором политики и побуждают к действиям и изменениям. В основе уникальной политической силы еды лежат несколько причин: еда связывает самых богатых в мире потребителей с самыми бедными фермерами; выбор еды всегда был мощным средством социальной сигнализации; современные покупатели делают выбор среди десятков вариантов еды каждую неделю, предоставляя гораздо больше возможностей для политического выражения, чем в процессе голосования на выборах. Еда – это продукт, который вы употребляете, а употребление чего-либо подразумевает глубоко личный выбор и одобрение того, что вы едите. Но есть пределы власти еды. Реальные изменения, такие как отмена рабства в XIX в., капитальные изменения в торговле или борьба с изменением климата – все это в конечном счете требует политических действий правительства. Голосование вашим выбором еды не заменит вашего решения по голосованию у избирательных урн. Но еда дает повод для обсуждений, это механизм, с помощью которого общество выражает, что оно чувствует, это способ мобилизации более широкой политической поддержки. Находящимся во власти, будь то политика или бизнес, было бы глупо игнорировать такие сигналы.
