Люди, которые имеют целостное представление об этих вещах, знают, что память — это нечто большее. То, что поступает в качестве сырья, можно заботливо обработать. Прошлое любого человека определяется не только тем, что произошло, но и тем, как он в настоящий момент взаимодействует с произошедшим. Это данность, с которой можно подружиться. Богатство этой дружбы, во многом похожей на любовные отношения, произрастает из усилий, направленных на создание в будущем большего количества «сырья» — тех моментов, которые когда-нибудь заполнят сундук с сокровищами. А затем — на почитание прошлого, той истины, которой многие люди сопротивляются в любви и во времени.
Мы всегда испытываем искушение злоупотребить настоящим. Здесь большую роль играет временна́я дисциплина — именно она ведет к временно́й свободе. Профессор психологии Нью-Йоркского университета Лила Давачи в своем выступлении на конференции TED Women в 2016 году сказала
:
— Мы говорим, что хотим больше времени, но на самом деле мы хотим больше воспоминаний.
Создание воспоминаний находится под нашим контролем, когда наша жизнь ориентирована на то, чтобы запомниться приключениями. Конечно, легче не выбирать путь приключений — как в физическом, так и в эмоциональном плане. Легче, потому что с ними потом не нужно разбираться. Чтобы делать с памятью нечто большее, чем может сделать распихивание старых чеков по книгам или случайная встреча с ароматом жимолости, требуются усилия, но эта работа растягивает время. Ухаживание за памятью позволяет глубже ощущать себя. Будущее — захватывающее приключение. Прошлое — огромное богатство. Такое мышление лежит в основе мироощущения, которое подсказывает вам: у вас есть все время мира.
Как мозг запоминает?
Чем больше у вас воспоминаний, тем больше прошедшего времени может казаться неочевидным. Что понять эту связь, нужно знать, как мозг обрабатывает и архивирует происходящее. У нас есть краткосрочное, активное взаимодействие с окружающим миром. Мы можем повторить только что услышанный номер телефона, но многое из того, что проходит через нашу жизнь, либо лежит в архиве, похожем на гигантские стопки справочных бумаг в библиотеке, либо помещено в мусорную корзину памяти.
Вот, например, помните ли вы точно такой же день, как сегодня, только двухлетней давности? Может быть, в то время вы только пришли на работу, на которой трудитесь сейчас, или у вас был какой-то заметный успех или неудача.
Скорее всего, ничего не выделяло тот день из других. Ежедневная рутина была довольно комфортной. В такой обычный день вы встаете, готовите завтрак для себя и, возможно, кого-то еще, идете на работу, отвечаете на электронные письма, посещаете собрания, возвращаетесь домой, готовите ужин, смотрите телевизор и ложитесь спать — но все это вам удобно по какой-то причине. Вы не задумываетесь о рутине.
Мышление и каталогизация событий потребляют энергию. Но если не о чем думать, то нет смысла что-либо каталогизировать. Это решает мозг — не без оснований, — что жизнь была бы невозможна, если бы мы помнили все 15–17 часов бодрствования каждого дня. Некоторые аспекты жизни утилитарны. Вашему мозгу не нужно помнить, как вы одевались сегодня утром. Мудрые люди структурируют свою жизнь, чтобы ограничить пространство мозга, отведенное для утилитарных вещей. Гардероб священника, состоящий всего из 11 комплектов одежды, помогает ему сохранять когнитивную способность к принятию трудных решений.
Это действительно имеет смысл. Но когда дело доходит до времени и памяти, вот чем это может обернуться. Если вы ездите на работу по одному и тому же маршруту 235 раз в год и делаете это в течение примерно 4,25 года, то эти 1000 поездок мозг может записать в памяти как одну.
Вот так просто 1000 часов становятся одним часом. А вспомните, как проходит утро вашего обычного вторника. Вы сидите на рабочем совещании и часто поглядываете на часы. Каждый раз кажется, что собрание тянется вечность. Но это происходит с вами почти бесконечно — поэтому часы сжимаются в ретроспективе. Привычная прокрутка соцсетей перед сном занимает ваши часы, но это часы, которые вам не запомнятся.
Когда однообразия в жизни накапливается достаточно много, целые годы исчезают в провалах памяти. Если 1000 часов превращаются в один час, то промежуток жизни в 800 000 часов будет похож на 800, а это меньше пяти недель. Как пишет философ и психолог Уильям Джеймс
[24]:
«Пустота, однообразие и привычность заставляют время съеживаться».
В таком случае время измеряется только в изменении роста детей. «Не могу поверить, ты уже такой большой!» — что-то подобное обычно с удивлением говорит взрослый ребенку, которого последний раз видел три года назад. Этот ребенок не заполнял когнитивное пространство взрослого в течение 26 280 часов.
Некоторых вещей не избежать, и все же по сравнению с рутинным существованием взрослого человека, другие периоды жизни кажутся более продолжительными. Поспрашивайте знакомых, и вы обнаружите: почти все считают, что время движется быстрее сейчас, когда мы старше, чем в прошлом, когда мы были моложе. На самом деле оно движется в том же темпе, поэтому единственное, чем можно объяснить это кажущееся ускорение, — наше восприятие времени изменилось.
Уильям Джеймс продвигает эту идею:
— Когда мы молоды, жизнь противоположна тысяче идентичных поездок на работу. Все вокруг в новинку. Мы не просто видим многое впервые. Мы познаем жизнь, мы рискуем, поэтому мы не можем воспринимать все как взрослые. Это создает эмоциональную напряженность, которая углубляет время.
В этом что-то есть. Я вижу, как по-разному мы с детьми взаимодействуем со временем и окружающим миром. Несколько лет назад одним снежным январским днем я пошла вместе с сыном на задний двор, чтобы приглядеть за ним. Сэму было шесть лет. Мы брели по нетронутому снегу, который доходил мне до колен, а Сэму — до пояса. Сын следовал за мной, пока мы не подошли к небольшому дереву. Сэм тут же перестал пробираться через сугробы, взобрался на дерево и медленно пополз вдоль ветки, которая находилась на высоте двух метров. Он довольно долго шепотом разговаривал сам с собой. Я напрягла слух. В конце концов до меня дошло — сын набирается смелости для того, чтобы спрыгнуть с дерева в снег. В тех мгновениях были и страх, и храбрость, и, наконец, пик возбуждения, когда Сэм бросился в белую пыль. Смешайте эту интенсивность чувств с новым, почти неузнаваемым пейзажем — мозг моего сына создавал воспоминания, подобно тому как мои ботинки оставляли следы на снегу заднего двора. Мой мозг, сконцентрированный на более прозаичных вопросах жизни, был больше похож на хорошо расчищенную, протоптанную дорогу. Мне бы и в голову не пришло спрыгнуть с дерева, даже если бы я не боялась, что поранюсь.
Чем сегодня отличается от других дней?
Воспоминания, которые выделяются в памяти зрелого человека, обычно отличаются новизной или интенсивностью. Это значимые воспоминания. Я до мельчайших подробностей могу вспомнить первые несколько свиданий с моим мужем. Даже помню конкретные даты. Отлично помню рождение детей, особенно четвертого — из-за его раннего появления на свет мы в бешеном темпе добирались до роддома. Боль замедляет восприятие времени, и я помню каждую мучительную остановку на светофорах между домом и больничной парковкой. Теперь всегда, когда я останавливаюсь на светофоре, мысли возвращают меня к той ночи.
