Некоторые матери пытаются указывать на то, что кормят грудью и поэтому не могут так надолго разлучаться с ребенком. Наивные! Порой судья где-то слышал, что кормление грудью — это не проблема, что мать может сцедить молоко, заморозить и дать его отцу с собой в сумке-холодильнике, что потом она может продолжать сцеживаться те две недели, что ребенка не будет рядом, а после сможет возобновить кормление, как ни в чем не бывало. Еще чаще случается, что отец раньше матери заговаривает с судьей о грудном вскармливании, но с противоположной целью: продемонстрировать, что мать, которая до сих пор кормит ребенка грудью, явно сумасшедшая, мучает ребенка, взращивает в нем психологическую травму и зависимость, по каковой причине их с ребенком необходимо срочно разлучить. В нашем обществе до сих пор есть немало людей, готовых прислушаться к подобным рассуждениям.
Такие расставания ужасны для ребенка и болезненны для матери, но ужасны они и для отца. Если он хочет сохранять нормальные дружеские отношения с собственным ребенком, вы же не думаете, что этим способом он достигнет желаемого? Если каждая встреча с отцом превращается в ад, то ребенок учится отца ненавидеть.
Ради той любви, что вас когда-то соединяла, ради той любви, что вы оба, как вы утверждаете, испытываете к своему ребенку, умоляю вас, не доводите до этого. Что бы там ни решил судья, ищите иной вариант, более рациональный, более приспособленный к нуждам вашего ребенка. Обоим родителям придется уступать, и прилагать усилия тоже нужно будет обоим.
Младенец не в состоянии выстроить привязанность на основе встреч раз в две недели. Это невозможно, ему нужны куда более частые контакты. Час или два ежедневно или раз в два дня. Сначала эти контакты должны происходить в присутствии матери, так как даже при совсем краткой разлуке младенец зарыдает и оттолкнет отца. Я понимаю, что вы развелись и не желаете жить вместе, но что плохого в том, чтобы ненадолго встречаться в парке или вместе ходить в кукольный театр? В эти часы отцу придется приложить усилия, чтобы наладить с ребенком связь: играть с ним, садиться рядом, качать его на качелях, читать ему сказки… Откажитесь от абсурдной затеи купить внимание ребенка игрушками и подарками; он хочет другого и в другом нуждается: я имею в виду слова и ласку.
Со временем он сможет понемногу оставаться с отцом наедине, его реакция и поведение подскажут вам, хорошо ли он это переносит или вы начали слишком рано. Возможно, отец мог бы забирать ребенка из сада, гулять с ним часок и отводить домой к матери. Года в три, при условии стабильного удовлетворяющего всех общения на протяжении уже нескольких месяцев, ребенок с большой вероятностью будет уже готов переночевать у отца. В первый раз будьте готовы отвезти его обратно к матери еще до полуночи, если увидите, что ребенок плохо переносит разлуку, и в этом случае не повторяйте подобных попыток еще три-четыре месяца.
Каникулы с отцом могут постепенно становиться все длиннее. Вполне возможно, что лет в шесть или семь ребенок уже готов провести с отцом две недели, но возможно и то, что он предпочтет, чтобы это были две недели с промежутком между ними.
На эту тему написана очень интересная книга:
Brazelton T.B., Greenspan S.I. Las necesidades básicas de la infancia. Editorial Graó, Barcelona, 2005.
Глава 22. Чувство вины
Когда я был молодым и неопытным врачом (сейчас-то я неопытный врач средних лет) и только начал интересоваться темой грудного вскармливания, меня удивила реакция многих моих преподавателей, начальников и коллег: осторожно-де, чтобы матери не начали чувствовать себя виноватыми. Для этого надлежало говорить что-то вроде: «Ну да, материнское молоко лучше всего, но и смесь — это, в общем-то, тоже хорошо», или: «Если вы не можете кормить грудью — не беспокойтесь, в наше время дети ничуть не хуже растут на смесях». Я и сам написал в черновике одной брошюры (которая так и не увидела свет) примерно так: «Лучше уж давать смесь с любовью, чем грудь с постоянным раздражением».
В других областях мы, врачи, отнюдь не бываем столь же деликатны. «Курение приводит к раку», — говорим мы грубо, без экивоков, и если курильщик испытывает чувство вины — что ж, это его трудности. И дело не только в том, что многие врачи своих собственных детей кормили смесью: курящий врач тоже не постесняется сказать, что от курения бывает рак.
Когда звучит рекомендация кормить ребенка грудью, считается чуть ли не обязательным приготовить пути отступления. Недавно распространявшаяся у нас в Испании брошюра по предотвращению синдрома внезапной детской смерти, например, содержала в себе следующие советы: «Укладывайте младенца на спину», «Не позволяйте никому курить в присутствии ребенка» и «По возможности кормите грудью». Почему только в последнем пункте есть оговорка про «возможность», почему не «постарайтесь класть ребенка на спину» или «хорошо бы избегать курения в присутствии ребенка»? Или наоборот, почему не так: «Ни в коем случае не кормите младенца смесью»?
Надо сказать, что женщины в целом склонны чаще мужчин испытывать чувство вины по множеству поводов; как минимум, это верно для нашей культуры. Не знаю, в генетике ли тут дело или собственно в культуре (таковы ли женщины от природы или же мы это в них с раннего детства воспитываем), но что-то такое есть. Дайен Виссинджер (Wiessinger), эксперт по грудному вскармливанию, рассказывает, что многим людям приводила такой пример: «Представьте себе, что вы летите в небольшом самолете и тут у пилота случается инфаркт. Вы один раз в жизни брали единственный урок пилотного мастерства; вы пытаетесь взять на себя управление самолетом; самолет падает. Будете ли вы испытывать чувство вины?» Мужчины обычно отвечают на это так: «Какая еще вина?! Нет, конечно! Управлять самолетом очень сложно, я сделал все, что было в моих силах…» Женщины же, напротив, склонны отвечать, что да, что надо было быть внимательней на том единственном занятии, что самолет-де разбился по их вине… Одна женщина даже чувствовала себя виноватой за собственное чувство вины: «Ну да, я знаю, что мне не следовало бы чувствовать себя виноватой, но мне кажется, что все-таки вину я чувствовала бы».
Когда женщина становится матерью, чувство вины усугубляется, и не только в отношении кормления грудью. Я отвечаю на письма в редакцию одного журнала, и эти письма зачастую прямо говорят о вине.
Многие матери чувствуют себя виноватыми не из-за чего-то, что на самом деле случилось, но даже из-за чего-то, что могло бы случиться. И речь не только о серьезных материях, когда «по моей вине мой ребенок чуть не умер», но и о таких, которые любому стороннему человеку покажутся малозначащей ерундой. Марта, например, чувствует себя виноватой, потому что ее дочь не хочет есть мяса: «Я порой чувствую себя виноватой, когда думаю, что не могу накормить дочь мясом и этим подвергаю ее опасности анемии».
Есть испанская пословица, которая гласит: тот, кто делает, что может, говорит, что знает, и дает, что имеет, — тот не обязан делать более ничего. Однако чувство вины не подчиняется логике; и Беатрис считает себя вноватой в том, что у нее была неверная информация (вместо того, чтобы обвинить тех, кто ее неправильно информировал): «Я мама месячной девочки, которая находится на смешанном вскармливании, потому что в свое время у меня не было ясной информации».
