Результаты этих исследований наряду с другими аналогичными изысканиями последних десяти лет свидетельствуют о двух важных фактах. Во-первых, за сравнительно короткое время огромные суммы исследовательских денег были потрачены на поиски желанной пользы пищевых добавок. Во-вторых, выявлено мало (либо вообще не выявлено) положительных эффектов – а некоторые добавки способствуют возникновению заболеваний.
Тем не менее я рад, что такие исследования проводились. Теперь у нас есть четкие доказательства, что пищевые добавки не несут вожделенной пользы для здоровья. Но сколько же денег ушло впустую на всю эту чушь! Мне совершенно очевидно, что у отрасли БАДов нет ничего общего с наукой, это маркетинг, который имеет отношение не к здоровью множества людей, а к обогащению единиц. Пропаганда пищевых добавок заслонила собой попытки донести до населения полноценную информацию о питании цельными продуктами, которое требует гораздо меньше расходов и приносит гораздо больше пользы нашему здоровью.
Глава 15. «Наука», продвигаемая промышленностью
На что американцы тратят деньги несколько раз в день? На еду. После того как мы всю жизнь ели, что происходит? Мы умираем. Смерть – процесс, обычно связанный с большими затратами, поскольку мы пытаемся максимально ее отсрочить. Мы все подвержены голоду и смерти, на это тратится и на этом зарабатывается много денег.
Пищевая и медицинская отрасли в США относятся к числу наиболее влиятельных в мире. Доходы компаний, производящих продукты питания и медицинские товары, ошеломляют. Годовая выручка многих пищевых компаний превышает 10 млрд долл. Доход Kraft составляет приблизительно 18 млрд долл. в год. Выручка Danone Group – международной компании по производству молочных продуктов с головным офисом во Франции, владеющей брендом Dannon, – достигает 25 млрд долл. в год. Нельзя забывать также о крупных компаниях, которые работают в сфере быстрого питания. Годовой доход McDonalds превышает 25 млрд долл., а аналогичный показатель Wendy’s International достигает почти 4 млрд долл. Общие расходы на еду, включая продукты, которые покупают физические лица, государства и коммерческие компании, в 2010 г. превысили 1,24 трлн долл.
{1013}
Выручка крупной фармацевтической компании Pfizer в 2015 г. составила 48 млрд долл., в то время как в Eli Lilly & Co этот показатель превысил 23 млрд долл. Валовой доход компании Johnson & Johnson – более 70 млрд долл. По состоянию на 2010 г. более триллиона долларов тратилось на продукты питания, лечение болезней и поддержание здоровья. Это большие деньги.
За деньги, которые вы потратите на питание и здоровье, борются мощные, влиятельные компании. Разумеется, они делают все, чтобы продать как можно больше своих товаров, но, кроме того, существуют промышленные группы, которые стремятся увеличить спрос на свою продукцию. Примерами могут служить Национальный совет по молочным продуктам, Национальный совет по продвижению и исследованию молочной продукции, Национальный совет компаний по переработке жидкого молока, Международная ассоциация производителей пророщенных семян, Американский институт мясной отрасли, Флоридская ассоциация компаний по переработке цитрусовых и Объединение производителей яиц. Эти организации, действующие независимо от отдельных компаний, обладают значительным влиянием – годовые бюджеты крупнейших из них составляют сотни миллионов долларов.
Пищевые компании и ассоциации используют все возможные методы, чтобы повысить привлекательность своей продукции и емкость рынка, в том числе провозглашая свои товары полезными для здоровья. Одновременно они должны избегать того, чтобы их продукцию сочли вредной. Если обнаружится взаимосвязь между потреблением продукта и возникновением рака или какого-либо другого заболевания, прибыль растает на глазах. Компании заинтересованы в том, чтобы внушать потребителям представление о пользе своей продукции или по крайней мере безвредности ее потребления. В результате наука питания превращается в маркетинг.
«Клуб в аэропорту»
Когда я только начинал работу над «Китайским исследованием», то узнал о существовании комитета из семи известных ученых, нанятых промышленностью по производству животных продуктов (Национальным советом по молочным продуктам и Национальным институтом мясного животноводства) для отслеживания всех научно-исследовательских проектов в США, которые могут нанести ущерб их отраслям. Я был знаком с шестью из семи членов этого комитета, а четверых из них знал довольно хорошо. Один из моих аспирантов разговаривал с одним из ученых, и мне передали папку с информацией о деятельности комитета. Я так и не узнал точно, почему это произошло. Возможно, у этого ученого проснулась совесть. Так или иначе, папка была передана мне.
В папке я нашел протоколы заседаний комитета, последнее из которых состоялось в чикагском аэропорту О’Хара. С тех пор я прозвал эту группу ученых «клубом в аэропорту». Комитет возглавляли профессора Эдвард Фостер и Майкл Париза, преподававшие в Висконсинcком университете (там же, где и Альф Харпер), и он финансировался компаниями молочной и мясной промышленности. Главной целью комитета было наблюдать за научными проектами, представлявшими потенциальную опасность для этих отраслей. Благодаря этому промышленность могла эффективнее реагировать на неожиданные открытия ученых, которые в противном случае застали бы ее врасплох. Я хорошо понял, что, когда ставки высоки, компании не гнушаются оказывать давление на науку.
Члены вышеупомянутого комитета выявили около девяти, как предполагалось, опасных проектов, и мне была оказана сомнительная честь, поскольку я отвечал за два из них. Мое имя упоминалось, во-первых, в связи с «Китайским исследованием», за которым получил задание наблюдать один из участников комитета, и, во-вторых, в связи с моей работой для Американского института онкологических исследований, тем более что я возглавлял совет, который решал, какие направления исследований в области питания и рака будут финансироваться.
Узнав о существовании «клуба в аэропорту» и о тех, кому было поручено наблюдать за мной на заседаниях института онкологических исследований, связанных с вопросами финансирования, я смог проследить за тем, как будет развиваться этот шпионаж. На следующее заседание я пришел, чувствуя, что за мной следит шпион!
Вероятно, кто-то возразит, что в таком финансируемом промышленностью «шпионаже» нет ничего незаконного и что для бизнеса вполне разумная мера – отслеживание потенциально вредной информации, которая может отрицательно сказаться на его будущем. Полностью с этим согласен, даже несмотря на то, что меня расстроила моя фамилия в списке тех, за кем велась слежка. Но промышленность не просто занимается мониторингом «опасных» научных проектов. Она активно проталкивает свою версию, невзирая на потенциальные отрицательные последствия для здоровья потребителей и делая это в ущерб научной объективности. Особую тревогу вызывает тот факт, что этим занимаются представители академической науки, скрывая свои истинные намерения.
