«…американцы, во всяком случае если судить по тем из них, кого встречаешь в Европе, и по тому, что они пишут, – абсолютно не изменились, – пишет он 25 января 1925 года своему брату, известному биологу Джулиану Хаксли. – Несут тот же нескончаемый ханжеский вздор о высоких моральных принципах и идеалах, выражаются столь же многословно, на том же самом выспренном, псевдонаучном, лишенном всякого смысла языке, с той же претенциозностью, как и раньше…»
Многие английские писатели (Джон Кольер, Кристофер Ишервуд) пробуют – не от хорошей жизни – свои силы в качестве сценаристов в Голливуде. Пытаются – впрочем, далеко не всегда с успехом – овладеть ремеслом киношника, однако дальше обучения американских актеров дикции не продвигаются; британский выговор, British English, в Голливуде в чести. В свое время, в далекие семидесятые, одна моя английская знакомая в разговоре про наших советских эмигрантов съязвила: «They all end up teaching Russian»
[31]. Вот и многие англичане в Голливуде кончают в тридцатые годы тем, что преподают британский вариант английского языка. Тем более что это востребовано: начинается эра звукового кино.
«С тех пор, как в фильмах появился звук, – читаем в романе «Веселящий газ», – в Голливуде шагу не ступишь, если не потратишься на уроки правильного английского. Предприимчивые британцы здесь так и кишат, и – не найдя другой работы, как правило, дают уроки дикции и риторики»
[32].
Иным счастливчикам из Старого Света (Вудхаус – наглядный пример) заработать, и неплохо, всё же удается, что, впрочем, не мешает им ругать Голливуд почем зря, обвинять «фабрику грез», и не без оснований, в пошлости и безвкусице. И всё же Америка, особенно в канун неотвратимо приближавшейся Второй мировой войны, была для европейцев, и для англичан в частности, землей обетованной. Сомерсет Моэм, Олдос Хаксли, Уистен Хью Оден, Кристофер Ишервуд перед войной или сразу после ее начала уезжают в США, преподают, читают в Америке лекции, занимаются благотворительностью, печатаются в американских «толстых» журналах; многие книги этих писателей, ставших сегодня классиками, пишутся в Америке, и в Нью-Йорке выходят нередко раньше, чем в Лондоне.
2
Вот и в жизни Вудхауса Америка, которую он всегда очень любил («Америка, ты мне нравишься» – назвал Вудхаус американский вариант автобиографии «За семьдесят»), сыграла весьма позитивную роль. Если судить по тому, сколько лет писатель в Америке прожил и сколько романов, рассказов, пьес, музыкальных комедий, стихов и очерков написал. Если судить по тому, что многие его романы сначала печатаются в американских журналах и только потом на родине, – Вудхауса можно считать – по чисто формальным признакам, разумеется, – американским писателем с не меньшим основанием, чем английским. Пройдет чуть больше сорока лет после первого, месячного пребывания Плама в Америке, и он, сделавшись в глазах соотечественников если не предателем, то уж точно коллаборационистом, как его многие после войны с возмущением называли, найдет в Америке приют. Примет в 1955 году американское гражданство и останется в Штатах навсегда. Пока же, в первые годы XX века, Америка произведет на него неизгладимое впечатление, особенно Нью-Йорк, дальше которого он, впрочем, не продвинулся. И не только произведет впечатление, но и раскроет новые грани его комического дарования.
Из автобиографии «За семьдесят», хоть мы на нее и постоянно ссылаемся, о жизни Вудхауса почерпнешь немногое. В этой небольшой книжке, не столько автобиографии, сколько пародии на автобиографию, – сплошные лирические (то бишь, юмористические) отступления. Про дворецких («Да, я всегда боготворил дворецких… чтил их, как мог»
[33]) и Шекспира, про теноров и кошек, про театр и словарь крылатых выражений Бартлетта, с которым не расстается всякий пишущий по-английски, тем более юморист. О чем только в «За семьдесят» не рассказывается – обо всём, кроме подробностей жизни и творчества главного героя автобиографии.
В том числе и подробностей его жизни в Америке. Большинство вопросов, заданных ему «шустрым и предприимчивым Дж. П. Уинклером», в том числе и вопросов об отношении Вудхауса к Америке, писатель оставляет без ответа. Про первое – кратковременное, апрель – май 1904 года – пребывание Вудхауса в Штатах из автобиографии мы узнаём немногое. Что океан он пересек, так как Америка с ранних лет виделась ему страной романтики, страной ковбоев (которых он, по собственному признанию, не знал) и краснокожих (которых боялся). Что он, боксер-любитель, мечтал увидеть знаменитого чемпиона по боксу в тяжелом весе, американца Джеймса Корбетта, «пожать руку, сразившую Джона Л. Салливана». Что он давно хотел побывать в редакции прославленного филадельфийского журнала «Saturday Evening Post» (где он будет потом печататься всю жизнь). И что в Нью-Йорке, городе своей мечты, он чувствовал, «будто вознесся на небеса и при этом избежал неизбежных хлопот и трат, сопряженных с похоронами».
А между тем, эффект от проведенного в Новом Свете месяца был велик. Как и многим побывавшим за океаном английским писателям, Америка, вне всяких сомнений, придала юному Вудхаусу ускорение.
«В эти годы, – напишет Ивлин Во про Вудхауса, своего любимого автора, – вспыхнул огонь, который совсем скоро разгорится и будет пылать всё ярче и ярче на протяжении полувека».
А Во, который был моложе Вудхауса больше чем на двадцать лет, будет, по его собственным словам, жить «озаренный» этим пламенем, в чем читатель этой книги не раз убедится.
По возвращении в Лондон Вудхаус становится «главным экспертом» по Штатам; в летнем выпуске «Punch» за 1904 год печатается его американский обзор под провокативным заглавием «Светские новости из Штатов. Строго по секрету». Гонорары Вудхауса растут с каждым днем: за «Вильгельма Телля на новый лад», комическое переложение для подростков популярной швейцарской легенды, он получил 60 фунтов – раньше, «до Америки», ему столько не платили. Его регулярная рубрика «Кстати говоря» – в «Globe», да и на лондонском рынке юмористической литературы в целом, одна из самых востребованных. «Strand» и «Punch» заказывают ему еженедельное стихотворение. «Pearson’s Magazine» печатает два его рассказа и два стихотворения – и готов напечатать еще. В общей сложности в 1904 году он выпустил пять книг. И пишет шестую – «Любовь среди цыплят», первый «полноформатный» роман, который выйдет в июне 1906 года и в котором впервые появляется неувядаемый Стэнли Фэзерстоун Акридж.
«Он из тех людей, – говорит про Акриджа еще один персонаж романа, начинающий литератор Джереми Гарнет, – что пригласит вас в ресторан, возьмет у вас в долг, чтобы расплатиться за ваш с ним ужин, после чего впутает вас в драку с кэбменом».
А в конце 1904 года, за который Вудхаус заработал без малого 500 фунтов, он получает заманчивое предложение несколько иного рода. Популярный драматург Оуэн Холл (псевдоним Джеймса Дэвиса) предлагает ему сочинить комические куплеты для музыкальной комедии «Сержант Ни-Тпру-Ни-Ну» в театре «Стрэнд». Куплеты, вероятно, удались, ибо спустя полтора года, в марте 1906-го, известный драматург, режиссер и актер Сеймур Хикс, упрочив успех «Сержанта», Вудхауса и свой собственный, приглашает писателя штатным либреттистом в прославленный «Олдвич». Первой опереткой, для которой он должен был сочинять стихи, стала «Красотка из Бата» в постановке Хикса. Первой – и далеко не последней. За «Красоткой из Бата» (287 спектаклей!) последовала «Моя дорогая» (этот мюзикл игрался уже в собственном театре Хикса), за «Моей дорогой» – «Почетная степень», за «Почетной степенью» – «Дочь бандита» в соавторстве с Гербертом Уэстбруком. «Изменяет» Вудхаус Хиксу и с другими лондонскими музыкальными театрами, среди них и знаменитый «Гейти».
