Красоткой Этель назвать было нельзя, но фигура у нее была совершенно бесподобная. Высокая, статная, одевалась она по-актерски броско, даже, пожалуй, чуть вызывающе. Любила (и всегда, до самой старости, будет любить) общество, танцы, развлечения. Была весела, оживлена (иногда даже слишком), непосредственна, легкомысленна. Но это лишь по первому впечатлению. На второе-третье свидание (после того вечера в ресторане Этель и Пэлем встречались едва ли не каждый день) у вдовушки проступили черты не столь позитивные и даже несколько озадачивающие. Да, Этель и в самом деле была непосредственна, жизнерадостна, легка на подъем, но одновременно с этим – нервна, взбалмошна, сумасбродна, вспыльчива и, в сущности, – не слишком уверена в себе. Что при такой выигрышной внешности и природном обаянии могло показаться даже несколько странным.
Странным, однако, не было. Наоборот, знай Вудхаус с первого дня их знакомства, как складывалась жизнь его 28-летней возлюбленной до их встречи, – и странными показались бы ему ее жизнерадостность и непосредственность, а вовсе не неуверенность в себе. Быть неуверенной в себе у Этель Уэймен имелись все основания.
Этель Ньютон была незаконнорожденной дочерью норфолкского фермера Джона Ньютона и местной модистки Энн Грин. Отца своего она так ни разу и не видела, мать же, по ее собственным словам, была горькой пьяницей и дочерью не занималась; воспитывали Этель люди посторонние – как говорится, из милости. Восемнадцати лет она переспала с неким Леонардом Роули, совсем еще молодым (немногим старше нее) горным инженером, забеременела, в сентябре 1903 года сыграли свадьбу (не по любви, а по необходимости), а через полгода, в марте 1904-го, Этель родила девочку Леонору. Через год Роули с женой и дочерью уезжает работать в Индию, а спустя четыре года умирает при невыясненных обстоятельствах от какой-то загадочной тропической болезни.
Похоронив мужа, миссис Роули возвращается в Англию и вскоре выходит замуж во второй раз, на этот раз за лондонского портного Джона Уэймена. В 1912 году Уэймен вкладывает деньги в «Клуб для джентльменов» (прозрачный эвфемизм дома свиданий), разоряется и кончает с собой – выбрасывается из окна. Этель отдает семилетнюю дочь в интернат, сама же в поисках счастья уезжает в Америку.
И счастье свое с третьей попытки находит. С человеком, являющимся, как это часто бывает, полной ее противоположностью. Этель – женщина светская; Плам, напротив, замкнут, необщителен. Этель предпочитает досуг – Плам трудоголик. Этель невежественна, книгу в руки сроду не брала; Плам – человек образованный, книгочей. Этель живет сегодняшним днем, при этом весьма практична, – Плам благоразумен, предусмотрителен, но при этом совершенно не практичен. Этель сорит деньгами (которых у нее нет) – Плам на себя почти ничего не тратит, хотя деньги (пока небольшие) у него имеются. Этель принимает решения – Плам старается этого не делать; его испытанное средство борьбы с действительностью – компромисс. Этель – опытная сердцеедка (два брака, да и театр не располагают к девичьей скромности); Плам с женщинами робок, зажат, наивен, неопытен. Не в этом ли, однако, заключается его обаяние? Не в этом ли прочность их будущего союза? Иные опытные женщины любят неопытных мужчин, извлекают из их неопытности пользу для себя, жалеют их и верят в серьезность их намерений.
Намерения же у Вудхауса – и это видно невооруженным глазом – с самого начала были более чем серьезные. Норман Твейтс, сообразив, что отношения складываются, над ним подшучивал, делал намеки – Плам отмалчивался и густо краснел. Этель Уэймен повезло: она наконец-то нашла человека, которому нужна, который будет о ней заботиться и – немаловажное обстоятельство – ее содержать. А она – его опекать. И, что тоже немаловажно, он будет идти у нее на поводу. И при этом – не слишком вмешиваться в ее дела; Этель принадлежала к числу женщин, с чьей точки зрения между семейной и личной жизнью не всегда можно поставить знак равенства.
Не меньше, чем Этель, повезло и Вудхаусу. За свою терпимость, ласку, заботу, благосостояние – всё то, чего прежде у Этель никогда не было, – он получил самое для себя главное: режим наибольшего «творческого благоприятствования». Без Этель он вряд ли написал бы столько книг, вряд ли прожил бы такую долгую, спокойную и благополучную жизнь – этот брак уж точно совершился на небесах.
И всего через два месяца после знакомства. Эти два месяца (август и сентябрь 1914 года) Этель и Пэлем, как уже говорилось, встречались ежедневно, и их свидания проходили с удивительным, я бы сказал, трогательным постоянством. Утром встреча на Пенсильванском вокзале, поездка на Лонг-Айленд, где после свадьбы молодожены поселятся в городке Беллпорт в окружении двух кошек, собаки и приблудного щенка – домашних животных самозабвенно любили оба, причем с возрастом всё больше и больше. Затем купание в океане, обед в местном ресторанчике и возвращение под вечер обратно в Нью-Йорк.
«Помню, мы однажды купались, и в тот день сильно штормило, – вспоминал Вудхаус спустя много лет. – Этель мне говорит: “Держитесь ко мне поближе”. И тут набежала огромная волна и отбросила меня в сторону. В дальнейшем она любила повторять, что я всегда старался держаться от нее подальше».
Чистой воды кокетство. Чего не было, того не было. Наоборот, Вудхаус держался за Этель, как говорится, обеими руками, причем с первых же дней. Почти сразу дал понять, что не отступится. Опытной Этель, как невесте Лужина у Набокова, быстро становится ясно, что этого человека «уже невозможно вытолкнуть из жизни, что он уселся твердо, плотно, по-видимому, надолго». Действительно, довольно надолго – на шестьдесят лет. И с самого начала их совместной жизни свято хранил мир в семье. Был мужем если и не горевшим страстью (едва ли не с первых дней брака молодожены разошлись по отдельным спальням), то уж точно покладистым. Старался не замечать кое-каких мелочей, которые, если не придавать им значение, останутся мелочами; в противном же случае могут разрушить любой брак, даже самый прочный.
Про их венчание известны три вещи, и все три забавные – в духе книг жениха. Как молодой, хорошенькой женщине и полагается, Этель, отвечая на вопрос священника о ее возрасте, сократила его – правда, всего на год. На вопрос, чем он занимается, Вудхаус не стал распространяться о своей многогранной творческой деятельности; произнес всего одно слово: «автор», после чего на протяжении всей службы – нервная аллергия? – оглушительно чихал и сморкался. И потом, когда молодые воцарились в отеле «Астор», где проходил их медовый месяц, в записке Брэдшоу не мог вспомнить – как видно, тоже от нервов – девичью фамилию невесты. Пошутить не забыл, а вот фамилию запамятовал: «Прости, что отвечаю не сразу. Очень занят: вступаю в брак с Этель Мильтон». Или это была шутка?
И еще одна деталь; в отличие от вышеназванных – немаловажная. Элеонора, десятилетняя дочь Этель, на венчании в нью-йоркской церкви не присутствовала – в Америке в конце сентября 1914 года ее не было. Познакомился с падчерицей Вудхаус только весной следующего года, и между ними сразу же и на всю жизнь установились дружеские, доверительные отношения, чего, кстати, об отношениях матери и дочери не скажешь. Симпатия отчима и падчерицы (своих детей у Этель и Плама не было) – еще один и весомый аргумент в пользу идеального шестидесятилетнего союза Этель Уэймен и Пэлема Гренвилла Вудхауса.
