Против этого, однако, можно возразить, что верующие не стали бы задним числом приписывать Иисусу несбывшиеся пророчества о скором наступлении Царства, вроде Мф. 10:23, либо такие шокирующие высказывания, как Мф. 8:22. Кроме того, достоверность многих фактических сведений (об инциденте в храме, об эсхатологической ориентации первоначального христианского движения и др.) сомнений не вызывает.
2. Некоторые притчи Иисуса (о горчичном зерне, о саморастущем семени, о закваске) все-таки можно понять так, что явление Царства Божьего будет завершением некоего длительного процесса.
3. Угрожая расплатой «роду сему» и предрекая разрушение Храма, Иисус имел в виду не эсхатологическую катастрофу, а национальную – разрушение Иерусалима римлянами в 70-м г.
Действительно, греческое слово γενεά (род) можно перевести как «поколение» (и тогда предсказание Иисуса можно распространить на срок в 40 лет), или как «раса» (т. е. истолковать как указание на еврейский народ). Однако Иисус угрожает скорой расплатой не абстрактному «поколению», а людям, которые его слушают и находятся рядом с ним, а исходное арамейское слово «дар» значения «раса» не имеет.
4. По крайней мере три раза Иисус говорит о том, что с его приходом Царство Божье уже присутствует в мире: «… значит, достигло до вас Царство Божие» (Мф. 12:28); «Царство Божие среди вас» (Лк. 17:21, именно на таком переводе настаивают ведущие ученые-новозаветники); «слепые прозревают и хромые ходят; … мертвые восстают и нищим благовествуется» (Мф. 11:5, это означает: сбылось эсхатологическое пророчество пророка Исайи). По мнению одного из крупнейших ученых-библеистов Ч. Додда, именно на эти слова Иисуса следует опираться, если мы хотим понять, как он представлял себе Царство.
Однако вопреки мнению Додда и его последователей, почти все согласны, что слова Иисуса о том, что с его приходом Царство уже проявляет себя в мире, невозможно истолковать в том смысле, что Царство уже наступило во всей своей полноте и силе и что ждать больше нечего. Скорее всего, Иисус обращает здесь внимание на первые признаки приближающегося Царства и на свои божественные полномочия. А это не противоречит всему корпусу его речений о близости эсхатологического конца.
В целом аргументация сторонников Вайса и Швейцера выглядит настолько убедительнее аргументации их оппонентов, что ее убедительность оказалась сильнее стремления к «богословскому комфорту». К середине 80-х годов прошедшего столетия дискуссия фактически закончилась, и большинство ученых согласилось с выводом Вайса – Швейцера.
В первой части статьи было показано, что из догмата об ипостасном соединении во Христе божественной и человеческой природ с необходимостью вытекает, что Христос должен был знать время конца мира и своего второго пришествия не только как Бог, но и как человек. Поэтому его слова в Мк. 13:32 объясняли тем, что он либо скрывал свое знание, либо имел в виду что-то другое. Проблема была только в неправдоподобности и несогласованности этих объяснений. Вывод новозаветной библеистики, что Христос как человек не знал сроков эсхатологического переворота, перечеркивает приведенные в перечне Поуэлла объяснения и делает проблему неразрешимой.
Особняком в перечне Поуэлла стоит объяснение Оригена, согласно которому неведение Христа не противоречит ипостасному соединению, потому что он не знал сроков не только как человек, но и как Бог: они еще не были определены. Однако новозаветная библеистика опровергает и это объяснение. Ведь Христос как человек не просто не знал сроков, но ошибся в своем предвидении. Представить, что Бог к тому времени не определил сроки, как-то еще можно, но представить, что Бог ошибся, уже нельзя.
3. Происхождение человека и грехопадение
В христианском богословии вопрос о происхождении человека чаще всего (и с большой страстью) обсуждается в связи с теорией биологической эволюции: верна ли эта теория и способна ли объяснить появление человека на Земле. Однако представление о появлении человека в итоге длительного процесса возникновения все более и более сложных форм жизни вовсе не исключает участия Бога в создании человека. Оно исключает лишь возможность буквального понимания Библии. А этот вопрос, на наш взгляд, уже не актуален. Сторонников буквального понимания Библии (убежденных, что растения появились на Земле, когда Солнца еще не было; что мир, в том виде, каким мы его сейчас знаем, возник 6,5 тысяч лет назад; что продолжительность жизни первых людей составляла 900 лет и т. д.) среди сколько-нибудь образованных христиан сегодня уже почти не осталось – даже среди православных, которые больше, чем христиане других конфессий, привержены традиции.
Но если так, то почему не принять, что эволюция и, в частности, биологическая эволюция – это способ творения, который выбрал Бог? Можно считать, что первые главы книги Бытия в самых общих чертах отражают этот процесс творения. Поскольку эволюция, согласно научным данным, происходила очень медленно, «“дни” Творения, о которых говорится в первой главе Книги Бытия, не являются астрономическими сутками, но должны интерпретироваться как интервалы времени неопределенной (и, возможно, различной) продолжительности»
[29]. Процесс эволюции, в целом медленный и постепенный, не исключает скачков. Именно такой скачок, который естественно интерпретировать как прямое божественное вмешательство, имел место при возникновении человека. Этот скачок описывается по-разному, но суть его в том, что Бог «привил» существовавшему на тот момент антропоидному существу человеческую душу (подобно тому, как культурный сорт плодового дерева прививается на дичок)
[30]. Такая точка зрения получила название христианского эволюционизма.
Однако к отказу от буквального понимания Библии дело не сводится. Проблема намного серьезнее. Если человек появился на Земле лишь в конце эволюционного процесса, то приходится признать, что смерть животных и растений существовала до его появления. Значит, смерть и зло не были следствием грехопадения? Сторонники христианского эволюционизма отвечают на это так: смерть животных и растений – естественный феномен, «обуславливавший смену поколений и тем самым процесс развития». Ее нельзя рассматривать «как проявление несовершенства мира, сотворенного Богом»
[31].
Но зло ведь не только и не столько в том, что все родившееся должно умереть. Оно в том, что А. Швейцер называет «ужасной драмой воли к жизни, расколотой в самой себе»
[32]: все живые существа хотят жить, но в борьбе за жизнь одни из них поедают других. Получается, что христианский эволюционизм противоречит христианскому учению о том, что зло и страдания пришли в мир не от Бога, а от согрешившего человека.
