Мы начали эту главу с вопроса: можем ли мы сказать что-то фундаментальное о природе бытия? Наш ответ был: ничего в плане определения, но кое-что в плане метафорической подсказки. И для этой цели мы предложили понятие силы: бытие есть сила бытия! «Сила», однако, даже при метафорическом использовании этого слова, предполагает нечто, на что она воздействует. Мы говорили о динамическом самоутверждении жизни, преодолевающей внутреннее и внешнее сопротивление. Следует, однако, спросить: а что может сопротивляться силе бытия, если все, что есть, в нем участвует? Где онтологическое место того, что́ сила бытия способна преодолеть, если все возможные места созданы силой бытия? Чем может быть то, что пытается отрицать бытие и само им отрицается? Ответ может быть только один: то, что преодолевается силой бытия – это небытие. К этому старому ответу, данному в мифологической форме еще до зарождения философии, повторенному в рациональной форме философами всех культур и всех эпох, в наше время снова привлекли внимание ведущие философы-экзистенциалисты. Однако, пытаясь вновь сформулировать этот ответ, необходимо понимать, что мы тем самым затрагиваем основную тайну существования и что у нас нет шансов объяснить загадку небытия в терминах, которые не несут на себе печать небытия, т. е. не являются парадоксальными. Никто не может избежать вопроса: как может небытие иметь силу, позволяющую ему сопротивляться бытию? Не выглядит ли оно в этой формулировке как часть самого бытия, и если так, то не поглощается ли оно без остатка бытием, так что метафора «сила бытия» становится бессмысленной? Понятно, что аналитическая логика нашего времени нетерпима к использованию такого языка и считает такие предложения бессмысленными. Но если она нетерпима к онтологии нашего времени, она должна быть нетерпимой к любой онтологии и отвергать работу почти всех философов прошлого и настоящего. И именно это делает логический позитивизм. Но подобная процедура не дискредитирует философов прошлого. Она дискредитирует тех, кто пытается их дискредитировать.
Ответ на вопрос, как небытие может сопротивляться силе бытия, может быть только таким: небытие не чуждо бытию, но это такое качество бытия, которое заключается в отрицании всего, что участвует в бытии. Небытие есть отрицание бытия внутри самого бытия. Каждое из этих слов, конечно же, используется метафорически. Но язык метафор может быть правильным языком, указывающим на что-то, что себя одновременно и обнаруживает, и скрывает. Бытие, которое включает небытие, – это конечное бытие. «Конечное» означает, что обладающее бытием несет в себе роковую неизбежность прекращения бытия. Оно означает, что сила бытия ограничена, ограничена началом и концом, небытием до и небытием после. Это, однако, только часть ответа. Вторая часть должна объяснять, почему в балансе между бытием и небытием бытие преобладает. Ответ может быть как логическим, так и экзистенциальным. Логически (и лингвистически) очевидно, что небытие возможно только как отрицание бытия. Бытие логически предшествует небытию. То, что есть и приходит к концу, логически предшествует концу. Негативное «живет» позитивным, которое оно отрицает. Но эти ответы, сами по себе очевидные, не отвечают на вопрос о преобладании бытия над небытием. Разве нельзя говорить о балансе, в котором ни то, ни другое не преобладает? Здесь возможен только экзистенциальный ответ. Его называют ответом веры или мужества. Мужество и та часть веры, которая представляет собой мужество, утверждает, что бытие в конечном счете преобладает над небытием. Оно утверждает присутствие бесконечного во всем конечном. И богословие, основанное на таком мужестве, старается показать, что как небытие зависит от бытия, которое оно отрицает, так и понимание конечности предполагает, что есть что-то, что выше конечности, откуда конечное выглядит как конечное. Но акт утверждения этого что-то есть акт мужества, а не рассуждения.
Каждое живое существо утверждает свое собственное бытие. Его жизнь – это его самоутверждение, даже если это самоутверждение имеет форму отказа от самого себя. Всякое бытие сопротивляется тому, что́ его отрицает. Самоутверждение живого существа соответствует силе бытия, которая в нем воплощена. У человека она больше, чем у животных, и у некоторых людей больше, чем у других. Чем более мощным является жизненный процесс, тем больше небытия он может включить в свое самоутверждение, не подвергая себя разрушению. Невротик может включить лишь малое количество небытия, средний человек – ограниченное количество, творческий человек – значительное количество, Бог – говоря символически – бесконечное количество. Самоутверждение живого существа вопреки небытию – это выражение его силы бытия. Здесь мы находимся у самого корня понятия силы. Сила есть возможность самоутверждения вопреки внутреннему и внешнему отрицанию. Это возможность преодоления небытия. Человеческая сила – это возможность преодолевать небытие бесконечно.
В истории философии (особенно в платоновской школе) можно найти примеры, когда вопрос о бытии ставится в форме вопроса о степенях бытия. Это понятие сложное и весьма спорное. Оно кажется бессмысленным, если бытие отождествляется с существованием во времени и пространстве. В существовании нет никаких степеней, есть только или-или. Однако если бытие характеризуется как сила бытия, идея степеней бытия становится довольно простой. Безусловно, есть разные степени силы бытия, а именно силы принимать небытие в свое самоутверждение.
Феноменология силы
Если у силы бытия есть разные степени, возникает вопрос: где сила бытия себя проявляет и как ее можно измерить? Ответ заключается в том, что сила бытия становится явной только в процессе, в котором бытие свою силу осуществляет. В этом процессе его сила проявляется и может быть измерена. Сила реальна только в своем осуществлении, в столкновениях с другими носителями силы и в постоянно меняющемся балансе, который устанавливается в результате этих столкновений. Жизнь есть динамическая реализация бытия. Это не система решений, которые можно было бы вывести из основополагающего представления о жизни. В процессе жизни ничего нельзя логически вывести, ничто не определено a priori, нет ничего окончательного, кроме тех структур, которые делают возможной динамику жизни. Жизнь включает в себя постоянное принятие решений, не обязательно сознательных, тех решений, которые возникают при столкновении силы с силой. Каждое столкновение кого-то, кто представляет силу бытия, с кем-то еще, кто представляет другую силу бытия, требует принять решение относительно количества силы, воплощенного в каждом из них. Эти решения не могут быть найдены a priori. Жизнь – это опыт. Каждый имеет шансы и должен рисковать, потому что его сила бытия остается скрытой, если реальные столкновения не обнаруживают ее.
Типичные формы, в которых силы бытия сталкиваются друг с другом, – это завораживающая тема феноменологических описаний: жизнь – например, в отдельно взятом человеке – выходит за свои пределы. Она торопится, бежит вперед и сталкивается с жизнью другого человека, которая тоже торопится, или отступает, или стоит и сопротивляется. В каждом случае образуется своя конфигурация сил. Кто-то вовлекает другую силу в свою и тем самым либо усиливается, либо ослабляется. Кто-то отталкивает чужую силу бытия или полностью ассимилирует ее. Кто-то трансформирует сопротивляющуюся силу, кто-то к ней адаптируется. Кто-то поглощается ею и теряет свою собственную силу бытия, кто-то растет вместе с ней и увеличивает ее и свою собственную силу бытия. Эти процессы протекают в каждый момент жизни, присутствуют во всех отношениях между всеми живыми существами. Они происходят между теми силами бытия, которые мы называем природой, между человеком и природой, между человеком и человеком, между индивидуумами и группами, между группами и группами.
