Они переросли в индустрию журналистов, политиков и широкого набора «экспертов» академических наук, научно-исследовательских центров, корпораций и некоммерческих организаций. Когда что-то идет не так, или кажется, что все плохо, они объявляют о невиданной ранее угрозе.
Им не хватает терпения для анализа долговременных трендов, и они не верят, что у людей, возможно, уже есть способы решения этой проблемы.
Без руководства экспертов катастрофы не избежать.
Они используют современные события, чтобы подогревать древние эмоции, например ксенофобию, необходимую для выживания наших предков. У городов Ур и Иерихон были веские причины во времена Ренессанса отгородиться стенами от мира: они защищались от иностранных армий. Такой угрозы в Северной Америке больше нет, но политики-ксенофобы все еще могут подогреть энтузиазм желающих построить стену на южной границе Америки. США – военная суперсила мира уже семьдесят лет, в удивительно спокойное время, но эксперты все время беспокоятся о «ракетном отставании» или «окне уязвимости», или других предполагаемых угрозах. Был краткий перерыв в начале 1990-х, когда Советский Союз распался и согласился уничтожить три четверти своего ядерного арсенала. Но даже без достоверного военного соперника американские эксперты ловко нашли новую причину для беспокойства. Такие маленькие страны, как Иран и Ирак, внезапно стали огромной угрозой, а терроризм выдвинули на уровень постоянного кризиса после атаки 11 сентября 2001 года. Угроза терроризма ничто по сравнению с Советским Союзом, но траты на национальную оборону и повышение безопасности все равно выросли. Когда у торговцев кризисом нет причин переживать из-за иностранных врагов, они всегда могут найти угрозу внутри страны. Например, выделяя членов непопулярных групп. Наш негативный уклон губит самую ценную идею в американской социальной науке: «гипотезу контакта», которая отмечает, что предубеждение между группами можно легко преодолеть, если те вступят в контакт. Социологи разумно полагали, что раз предубеждения против группы аутсайдеров вызваны невежеством, то их можно преодолеть, когда люди познакомятся. Но, проверив теорию в сообществах с высоким этническим разнообразием, исследователи увидели обратное. Высокий уровень предубежденности был именно в районах, где проживали бок о бок разные группы.
Объяснение этому появилось в недавних исследованиях в Америке и Австралии. Как было предсказано в «гипотезе контакта», белые, позитивно общаясь с меньшинствами – черными, мусульманами или австралийскими аборигенами, – и правда, теряли часть предубеждений. Но хотя в основном контакты были позитивными, суждение людей искажала власть плохого.
Каждый негативный опыт отдельного человека портил общий эффект.
Чем больше вы взаимодействовали с меньшинствами, тем скорее возникали предубеждения. Если, скажем, вы американец или австралиец и живете рядом с магазином семьи иммигрантов, скорее всего, у вас будет много позитивных встреч во время покупок там. Но если вам однажды не вернут всю сдачу, или подростки той семьи устроят шум на улице, это значительно повлияет на вас. Именно такими плохими сплетнями вы будете делиться с другими соседями.
Эти открытия, конечно, – не аргумент для сегрегированных соседей. Другие исследования показали, что предубеждение можно преодолеть достаточным числом приятных взаимодействий, которые превысят негативные. Смысл в том, что люди в любом районе должны помнить о власти плохого и компенсировать ее. Этот же урок можно применить, вынося суждения о членах любой группы аутсайдеров, особенно если ее клеймит большинство.
Уклон негативности заставляет нас быстро обобщать обиду, нанесенную одним человеком, в неприязнь против всей группы. А потом мы ищем новых обидчиков.
Инстинкт охоты на ведьм легко пробудить.
Историки и социологи часто объясняли моральную панику как заблуждение, связывая ее с социальным потрясением и экономическим упадком, но на деле это происходит как в хорошие времена, так и в плохие. В своей работе по истории популярных иллюзий «Соединенные штаты Паранойи» Джесс Уолкер документирует бесконечные эпизоды моральной паники и безумных теорий заговора, и подпитывают их не только радикальные группы. Их принимает большинство, а направлены они на меньшинство. Священники основных церквей и журналисты рассказывали шокирующие истории о демонических методистах и шейкерах
[27] в XVIII веке и таких же демонических католиках и мормонах в XIX. Сегодня, конечно же, злодеи – мусульмане. Последняя волна иммигрантов всегда была угрозой американскому стилю жизни, и неважно – это немцы, ирландцы, итальянцы, китайцы, японцы, жители южной Америки или Ближнего Востока. Как только начинается моральная паника, политики следуют классическому нелогичному пути: надо принять меры. Удивительно мало внимания уделяют пользе от такого решения или урокам истории: ухудшит ли оно ситуацию.
Подумайте о недавней реакции на рост количества смертей из-за опиума. Наркоманы были всегда, но, вместо того чтобы сосредоточиться на лечении или борьбе с социальными причинами, политики и журналисты продолжают пытаться решить проблему, убрав определенное вещество. Прошлые кампании против марихуаны, героина, кокаина, метамфетамина и других наркотиков отправили многих американцев в тюрьму и стоили стране более триллиона долларов. Но получить наркотики теперь даже легче, чем раньше: уличные цены падают десятилетиями. В то же время наркотики стали опаснее, ведь логисты черного рынка поощряют торговцев продавать более компактные и сильные виды (как самогон, заменявший пиво во время Сухого закона в США). Экономисты Кристофер Койн и Эбигейл Холл пришли к выводу, что долгая война Америки с наркотиками привела к росту количества передозов. Но эти уроки игнорируют, паникуя из-за смертей от наркотиков. Здесь правит эффект негативности. Предписанные опиаты помогают многим пациентам, ведь по крайней мере 50 миллионов американцев страдают от хронической боли. Но журналисты (за несколькими исключениями, такими как Джейкоб Саллам из «Reason» и Майя Салавитц из «Scientific American») делают упор не небольшую долю нелегального употребления наркотиков. Политики обеих партий голосовали за ограничение таких рецептов. Их восприятие опиата суммировал президент Дональд Трамп: «К нему слишком легко привыкнуть. Люди идут в больницу со сломанной рукой, а выходят наркоманами».
На деле риск, что пациент подсядет (а тем более умрет) составляет меньше 1–2 %. Эти данные приводят исследования медицинского журнала, которые отслеживают пациентов, и ежегодный Национальный опрос об употреблении медикаментов и здоровье федерального правительства. Он регулярно показывает, что большая часть людей, которые злоупотребляют болеутоляющими, получает таблетки не от доктора. Обычно жертва фатального передоза уже давно была под властью алкоголя или наркотиков (чаще того и другого) и часто страдала от ментальных расстройств. Такие люди получают опиаты нелегально и погибают, смешав их с алкоголем, транквилизатором, кокаином, героином или другим опасным веществом. Статистика Департамента здоровья Нью-Йорка показывает, что 97 % фатальных передозов связано с употреблением по крайней мере двух видов вещества.
